13.08.2019 | профессор Григорий Голосов
Мы живем в мире, где слишком многое — не таково, каким кажется. Конечно же, и в былые времена люди проявляли склонность к обману и самообману. Но только сегодня можно с уверенностью сказать, что один из двух основных по степени распространенности в мире политических режимов — электоральный авторитаризм, существующий, в числе прочих, и в нашей стране, целиком построен на лжи. У Джорджа Оруэлла свирепое тоталитарное государство поддерживало свою власть, манипулируя сознанием одних подданных и отупляя других. Возможно, что это пророчество еще сбудется в почти буквальном виде, с правкой на новые технологии. Скажем, в Китае. Но нельзя исключить и того, что прогноз Оруэлла уже материализовался во многих странах, включая Россию, хотя и в несколько ином виде.
И действительно, современный электоральный авторитаризм мало похож на мрачный, почти аскетический даже для правящего класса мир Оруэлла. Нынешние диктатуры отличаются гедонизмом и даже некоторой веселостью или, во всяком случае, цинизмом, который порой забавляет. Но по уровню лживости они далеко превосходят любую систему оруэлловского типа. Дело в том, что электоральный авторитаризм лжив по определению, по своей природе. Он хочет казаться тем, чем не является, и сознательно подчиняет все свои высказывания и действия тому, чтобы обосновать ложные претензии.
Нынешние диктатуры отличаются гедонизмом и даже некоторой веселостью или, во всяком случае, цинизмом, который порой забавляет. Но по уровню лживости они далеко превосходят любую систему оруэлловского типа
Главная цель режимов такого типа, как и любой иной разновидности авторитаризма, состоит в том, чтобы любой ценой сохранить власть, исключить ее сменяемость. Для достижения этой цели можно — и даже нужно — репрессивными мерами подавлять любую оппозицию, которая начинает представлять реальную угрозу. Но вот хорошего оправдания этой цели у таких режимов нет. Нет ни помазанника божьего, действующего по промыслу небес, ни грандиозного проекта вроде строительства коммунизма или улучшения человеческой породы путем расовой селекции. Современным авторитарным режимам приходится оправдываться тем, что они остаются у власти по воле народа. Поэтому они притворяются демократиями.
В России эта ложь значительно облегчается тем, что в девяностые годы сама идея демократии была в значительной степени дискредитирована. Поэтому переход к электоральному авторитаризму, который произошел, по моей оценке, в середине нулевых, остался почти незамеченным широкой публикой. Репрессивные действия носили тогда точечный характер. Основным средством для установления авторитаризма стали ползучие институциональные изменения: создание «вертикали власти» после отмены губернаторских выборов, а также зачистка партийной системы и такое изменение системы выборов, которое уже тогда практически исключило победу оппозиции. Эти меры, в сочетании с нефтяным процветанием того памятного десятилетия, сделали режим на какое-то время неуязвимым.
Но в 2011 году этого оказалось недостаточно. Контроля над институтами вполне хватило на то, чтобы ни один по-настоящему оппозиционный политик не прошел в Думу, но не хватило на то, чтобы граждане сочли такой результат справедливым. И граждане вышли на площади. Именно тогда, в декабре 2011 года, начался тот этап политической истории страны, на котором мы остаемся и сегодня.
Электоральные авторитарные режимы достигают консолидации, сочетая два основных метода — институциональные и политические манипуляции, которые придают им либерально-демократическую видимость, и репрессии. Эти два метода применяются сбалансировано, и декабрьские события 2011 года особенно ясно это показали.
С одной стороны, известная речь тогда еще президента Дмитрия Медведева, произнесенная как ответ протестующим на Болотной и Сахарова зимой 2011-2012 годов, действительно содержала обещание некоторой либерализации, и я бы сказал, что это обещание было выполнено — но ровно в той мере, в какой режим мог это себе позволить, не жертвуя своей основной целью. Правила регистрации партий были облегчены, но так, чтобы по-настоящему оппозиционные организации оставались вне игры. Губернаторские выборы — восстановлены, но так, чтобы побеждали на них только кандидаты, получившие от Кремля «добро». Избирательная система — изменена, но так, что «Единая Россия» даже получила дополнительное преимущество.
Одновременно, уже в ходе президентской кампании 2012 года и сразу после нее, режим начал стремительно наращивать свою репрессивную составляющую. В краткосрочном плане это вылилось в ряд политических процессов и иные меры, направленные против оппозиции. В долгосрочном плане это проявилось в законодательстве против «иностранных агентов», которое нанесло мощнейший удар по независимой социальной активности в России, а также в титанических усилиях по укреплению репрессивного аппарата, его тщательной подготовке к подавлению массовых волнений. Главным продуктом этих усилий стала Росгвардия, которая пришла на смену неэффективным Внутренним войскам.
Понятно, что этим усилиям властей весьма способствовала патриотическая эйфория 2014 года. Но понятно и то, что это было ситуационным, обреченным на постепенное вымывание, фактором. Между тем для оппозиции события 2011-2012 годов тоже не прошли бесследно. Во-первых, стало очевидно, что в российском обществе — во всяком случае, в крупных городах — есть потенциал к мобилизации недовольства в форме массового протеста. Во-вторых, началось формирование организационных структур этой новой оппозиции, а также ее политического актива. Таким образом, возник новый потенциал для борьбы за демократию.
Этот потенциал проявился в ходе недавних выступлений, связанных с выборами в Мосгордуму. С точки зрения политической мобилизации граждан, эти события подтвердили, что органическая лживость режима по-прежнему способна вызывать у довольно значительной группы населения непосредственную, острую эмоциональную реакцию, без которой не бывает уличных протестов. Более того, эта реакция возникла по поводу, который следует признать более адекватным, чем в 2011 году. Ведь фальсификации результатов выборов — это вторичный и не обязательный элемент электорального авторитаризма, а вот недопуск к выборам оппозиционных партий и кандидатов — один из основных инструментов для поддержания диктатуры.
Более важен другой аспект. Власти сделали все для того, чтобы регистрация оппозиционных кандидатов стала технически невозможной. Избиркомы и привлеченные ими «эксперты» могут легко дисквалифицировать любое количество подписей любого качества. Расчет был на то, что оппозиция и пытаться не станет. Но этот расчет не оправдался. Подписи были собраны, и уж точно не менее убедительные, чем у официальных кандидатов, «самовыдвеженцев». Несомненно, это потребовало значительных – и довольно скоординированных – усилий от целой группы политиков, объединенных общей целью. Иными словами, это потребовало организации. И выяснилось, что она у российской оппозиции есть.
Политическая деятельность в условиях электорального авторитаризма парадоксальна. Существуют легальные способы зарегистрировать партию, обзавестись офисом, даже участвовать в выборах под партийным флагом. Но все эти блага достаются политикам ценой лояльности властям. Поэтому по-настоящему оппозиционная деятельность возможна в рамках непартийных структур. Недавние события показали, что в Москве основной такой структурой стал Фонд борьбы с коррупцией. Именно соратники Алексея Навального стали ядром группы «незарегистрированных кандидатов», оказавшихся в центре протестов. В России сформировался политический актив, установки и формы деятельности которого адекватны природе режима.
Менее широко были замечены усилия властей, направленные на организационный разгром оппозиции, то есть меры, направленные против ФБК и каналов его финансирования
Ответ на действия оппозиции был прямолинейным и логичным. С одной стороны, беспрецедентные репрессии против участников массовых выступлений должны были показать, что уличная протестная активность – опасное занятие, от которого лучше держаться в стороне. Эти репрессии были заметны, вызвали довольно широкую общественную реакцию. К сожалению, менее широко были замечены усилия властей, направленные на организационный разгром оппозиции, то есть меры, направленные против ФБК и каналов его финансирования.
Между тем, именно борьба против организационных ресурсов оппозиции приобретает теперь для властей первостепенное значение. Один из уроков, которые можно извлечь из событий 2011–2012 года, состоит в том, что даже по-настоящему массовый, сильно эмоционально мотивированный протест может уйти в песок, если он не подкреплен организацией, то есть сочетанием структурированного актива и эффективного руководства. Вопрос о том, сумеет ли ФБК восстановиться в каком-то виде после разгрома, который ему готовят власти, остается, естественно, открытым. Но этот вопрос имеет ключевое значение для перспектив борьбы за демократию в России.
Нет никаких оснований считать, что будущее сулит этой борьбе быстрый и легкий успех. Режим продолжает решать свои рутинные задачи. Главная из них состоит в том, чтобы тем или иным способом обеспечить за Владимиром Путиным сохранение фактической власти после 2024 года. Думаю, что власти предпочли бы такой способ, который позволил бы сохранить хотя бы какие-то элементы либерально-демократического антуража. Поэтому выборы не отменят. Если же зачистка оппозиции приведет к удовлетворительному для властей результату, то я бы не исключил и каких-то мер, направленных на косметическую либерализацию режима. Один из парадоксов электорального авторитаризма — то что репрессии и либерализации идут рука об руку, и успешность подавления реальной оппозиции служит мерой того, насколько щадящие условия можно создать для более лояльных критиков режима.
Однако и положение оппозиции, пусть и трудное, отнюдь не безнадежно. С течением времени лживая природа режима будет проявляться все более наглядно, подталкивая граждан к эмоциональному протесту, выливающемуся на улицы. К этому могло бы добавиться растущее недовольство ухудшением экономических условий, связанным с плохим качеством управления и внешнеполитическим авантюризмом. Однако оппозиции нужно приложить еще значительные усилия к тому, чтобы повернуть это стихийное недовольство в политическую плоскость. И нужно помнить, что борьба будет долгой, а ключевым условием успеха станет эффективная организация.
