20 лет назад Владимир Путин внезапно появился на политическом олимпе в образе эффективного бюрократа с силовым бэкграундом, рыночно ориентированного государственника и прагматика, чуждого идеологических пафосов. Сегодня Путин выглядит сильным авторитарным лидером (типаж «стронгмен»), увлеченным геополитическим противостоянием с Западом и идейной борьбой с мировым либерализмом, решительно жертвующим ради этого прагматическими целями развития страны. И даже когда он заговаривает о модернизации, разговор довольно быстро сбивается на виды вооружений.
Две эпохи
Если бы Путин ушел в 2008 г., то остался бы в истории как один из самых успешных лидеров России. После 15 лет кризисов и пертурбаций в стране наступила относительная стабилизация на условиях «управляемой демократии» (что бы это ни значило), но главное – начался период интенсивного экономического роста (7% в год в среднем) и еще более впечатляющий рост душевых доходов.
Конечно, недоброжелатели говорили бы, что причина успехов – это восстановительная фаза трансформационного цикла и рост цен на нефть. И, разумеется, в шкафах этого успешного правления уже к тому моменту скопилось немало скелетов: вторая чеченская война и ее последствия, дело ЮКОСа, создание правовых и хозяйственных гибридов в виде госкорпораций и еще кое-что. Но все это не смогло бы в исторической памяти перевесить той атмосферы успеха, на волне которой Путин покинул бы свой пост.
Вторая часть путинского двадцатилетия (2009–2019 гг.) была в значительной мере противоположна первой. Два экономических кризиса, связанных с волатильностью цен на нефть (2009 и 2015 гг.); политический кризис, вызванный московскими протестами 2011–2012 гг. и развернувший режим в сторону авторитарного ужесточения, доминирования силовых элит и их логик при принятии решений. Это последнее обстоятельство создало спусковой механизм следующего кризиса – внешнеполитического, связанного с аннексией Крыма и войной на Восточной Украине. Принятые тогда решения не были вынужденными и единственно возможными. Но эти решения, сделавшие конфронтацию с Западом основной рамкой жизни страны, окончательно закрепляли доминирование силовых элит и силовых логик во всех сферах государственной жизни.
Итак, череда экономических, внутри- и внешнеполитических кризисов (2008–2009, 2011–2012, 2014–2015 гг.), а также три войны (Грузия, Украина и Сирия) формируют основную сюжетную канву второй части путинского правления. При этом среднегодовые темпы роста упали до 0,6% в год. В итоге в 2000 г. ВВП на душу населения в России составлял 14,5% от уровня США и 21,5% от уровня стран ЕС, в 2008 г. это было соответственно 22,5 и 32%, а в 2018 г. – 21,5 и 31%. Это и есть стагнация – неспособность сокращать разрыв с лидерами (при том что среднегодовая цена на нефть в первом периоде составила $54 за баррель, а во втором – $74).
Тотальный ревизионизм
Путин не просто не ушел в 2008 г. На самом деле в моменте неухода решительно менялось его целеполагание. В 2000 г. он пришел со сверхзадачей стабилизации и деполитизированной модернизации, выполнения которой и добивался теми способами, которые были ему в силу его компетенций доступны. Во втором периоде его сверхзадачей стало пересоздание той государственно-политической системы (несомненно, весьма лабильной и гибридной), которая складывалась по итогам первого постсоветского десятилетия.
С этим связан тотальный путинский ревизионизм второго периода: абсолютизация понятия «суверенитет», поиски новых опор в виде «скреп» и «традиционных ценностей», вытесняющих императивы модернизации, конструирование «национально ориентированных элит», фактический отказ от признания границ, сложившихся по итогам распада СССР, и решительный разворот от сотрудничества к конфронтации в отношениях с Западом.
Возможно, все это имело бы больший успех, если бы формирующаяся путинская система демонстрировала экономическую эффективность хотя бы в той мере, в какой это удавалось авторитарному Казахстану (ВВП на душу населения там в 2000 г. составлял 10% от американского, в 2008 г. – 18%, а в 2018 г. – 20,5%, почти сравнявшись с российским). Но она этого сделать не смогла. И даже ее некоторые успехи в построении «эффективного авторитаризма» в отдельных сферах госуправления не могут компенсировать этого фундаментального факта.
В итоге новое целеполагание превращается в голую проповедь антилиберализма и антизападничества, переосмысление «границ русского мира» – в формирование пояса конфронтации и недоверия вокруг России, а конструирование «национально ориентированных элит» – в безраздельное господство силовиков и силовых олигархий, постоянно требующих льгот, преференций и денежных вливаний.
Откуда и куда
Эволюция политического режима постсоветской России может быть описана в терминах сравнительной политологии следующим образом. Режим, сложившийся к концу первого постсоветского десятилетия, можно охарактеризовать как конкурентную олигархию. Это режим, сочетающий достаточно высокую конкурентность в публичной сфере с одной стороны, и слабый, коррумпированный правопорядок – с другой. Такие режимы и сейчас существуют на Украине, в Молдавии, Киргизии и ряде стран Латинской Америки.
Путинская стабилизация 2000-х гг. и экономический рост, сопряженный с быстрым ростом рентных доходов казны, сформировали в России тип режима, который обычно называют «конкурентным авторитаризмом». В таком режиме правящая коалиция резко ограничивает возможности политической конкуренции, свободу СМИ, опираясь в том числе на достаточно широкую, но пассивную поддержку «снизу», которая (в свою очередь) обеспечена убедительной экономической динамикой. При том что правящая коалиция надежно держит власть в руках (используя в том числе административные рычаги и фальсификации на выборах), оппозиция здесь вполне легитимна, располагает определенной инфраструктурой и поддержкой граждан и элитных групп.
Авторитарный лидер или правящая партия обычно получают на выборах результат в диапазоне 60–70%, который и демонстрирует, что примерно треть населения голосует против режима, но такое поведение считается легитимным и не угрожает его стабильности. И самое важное – эти режимы низкорепрессивные. За исключением отдельных случаев, им достаточно административных мер, чтобы секьюритизировать свое доминирование.
Такой режим существовал в путинской России примерно с 2003 по 2012 г. Политический кризис 2011–2012 гг. обозначил его закат. Однако важно подчеркнуть, что не выступления оппозиции привели к этому, а скорее экономический кризис 2008–2009 гг., подорвавший доверие граждан к режиму, что и проявилось в их реакции на фальсификацию результатов парламентских выборов в 2011 г. (в 2008 г. соизмеримые фальсификации не вызывали ни малейшего возмущения).
