Аннотация научной статьи по политологическим наукам, автор научной работы — Бугаец Алексей Анатольевич
Анализируются закономерности освещения в СМИ протестных выступлений , происходивших в 2011-2012 году в РФ. Отражение и интерпретация событий рассмотрены как столкновение двух медиа-моделей: прогосударственной – трансляционной и прооппозиционной – вовлекающей. Выделены основные аргументы, которые предлагались аудитории федеральными каналами, чтобы нейтрализовать протестные настроения.
Похожие темы научных работ по политологическим наукам , автор научной работы — Бугаец Алексей Анатольевич
Mass media in a context of relationship of the power and opposition: catalyst of revolt or organizer of dialogue?
Regularities of lighting in mass media of the protest performances happening in the Russian Federation in 2011-2012 are analyzed. Reflection and interpretation of events are considered as collision of two media models: The pro-state – transmitting and pro-oppositional – involving. The main arguments which were offered audience by federal channels to neutralize protest moods are allocated.
Текст научной работы на тему «СМИ в контексте взаимоотношнений власти и оппозиции: катализатор бунта или организатор диалога?»
СМИ В КОНТЕКСТЕ ИЗЛИМООТНОШН1НИИ ВЛАСТИ И ОППОЗИЦИИ: КАТАЛИЗАТОР БУНТА ИЛИ ОРГАНИЗАТОР ДИАЛОГА?
Оппозиция — непременный институт гражданского общества, демократического правового государства. Если все согласны со всем, что бы ни делала официальная власть, такая идиллия явно свидетельствует против политического режима. Это, как минимум, индикатор авторитарных тенденций. Не бывает решений и действий политиков, устраивающих всё общество;бывает правящая политическая элита, которая не желает слышать критику в свой адрес, а потому блокирует её распространение. События в 2011-2012 гг. в РФ отчётливо продемонстрировали: оппозиция существует не на задворках политической жизни, как казалось, но власть стремится создать впечатление идиллии. По той энергии, тем средствам, которые затрачиваются на дискредитацию всего оппозиционного, видно, что государство реально опасается протестных выступлений. А значит, может ощущать слабость своей политики. Оппозиция, по всей видимости, воспринимается ею как реальная сила, поддерживаемая не одними лишь маргинальными слоями, но и более широкими массами, в том числе из среднего («креативного») класса. Сильному и уверенному в своей легитимности государству бояться некого и нечего. Отношение же власти к оппозиции, которое наблюдается, можно расценить как косвенное признание, что какие-то действия со стороны госаппарата нелегитимны, совершались вразрез с общественными ценностями и ожиданиями. Ситуация, известная по народной мудрости: на воре и шапка горит.
Можно выделить ряд закономерностей в том, как освещались протестные выступления, и как дискредитировалась оппозиция.
Обнаружился явный диссонанс в информировании. Население получало из СМИ две противоположные, порой диаметрально, реальности. Одну создавало телевидение, точнее ведущие общефедеральные каналы (Первый, Россия, НТВ), которые традиционно отражают точку зрения власти. Вторую реальность предоставляли интернет-издания. Если говорить образно, происходило «генеральное сражение» двух моделей медиа: трансляционной (ТВ) и вовлекающей (интернет).
Вот как описывает происшедшее меда-аналитик А. Мирошниченко: «Ещё 3 декабря (2011 года. — Авт.) казалось, что телевизор — по-прежнему надёжный инструмент информацион-
ной монополии. Но оказалось, что уже нет. Трансляционная модель медиа уже утратила монополию. Сотни тысяч уже живут в обществе, которое создано на основе вовлекающей модели» [8]. А. Мирошниченко раскрывает и специфику вовлекающей модели медиа: «. каждый человек с мобильником и интернетом — сам себе репортёр, аналитик, публицист, редакция, фотограф, видеооператор, Останкинская башня, типография и сеть дистрибуции» [8].
Следует признать, что в этом «сражении» победу одержала-таки трансляционная модель. Но эта победа выглядит не очень убедительной и скорее временной. Авторы телевизионных программ и сюжетов при освещении выступлений оппозиции, особенно тех, которые проходили заметно позднее выборов, старались обходить вниманием причину, следствием которой явились протестные выступления. При просмотре телевизионных новостных и аналитических программ создавалось впечатление, что акции протеста возникли сами по себе и ради самих себя. Провластно ориентированные (настроенные) тележурналисты фокусировались на беспорядках, на отдельных одиозных персонажах акций протеста.
Контраргументы протестному вызову предлагались следующие: нет весомых доказательств нарушений; нарушения мизерны и даже при их выявлении, документировании и коррекции (аннулировании) результатов голосования, это не окажет решающего влияния на выбор; без нарушений не обходится ни в одном демократическом государстве («это норма»). Но такие аргументы выглядят далеко не весомыми, и потому главный подспудно звучавший довод — выбор из двух зол: да, мы допускаем, где-то что-то перегнули, не лучшим образом себя повели. Но противники-то власти ещё хуже. Одних профинансировали грузинские спецслужбы, а значит, недружественные США. Другие (они оказались очень кстати для проведения аналогий с прочими оппозиционными выступлениями) вообще покусились на вековые устои, замахнулись на религиозные святыни, панк-молебном задели чувства верующих. Следовательно, наши враги — враги ваши тоже.
Ощущалась явная диспропорция. О нарушениях на выборах, о протестных выступлениях, возникших по этому поводу, по телевидению рас-
сказывалось намного меньше и суше, нежели о вождях и активистах протеста, о святотатствующих девушках.
Ещё один популярный способ дискредитации оппозиции, и, соответственно, гашения протест-ных настроений — противопоставление оппонирующих власти «говорунов» и принципиальных созидателей-государственников, людей слова и людей дела. Из раза в раз прямо или косвенно подчёркивалось: говорить — не дело, нужно реально показывать и доказывать свою пользу обществу. Как минимум, озвучивать конструктивные предложения и программы.
С этим тезисом хотелось бы поспорить. Мы полагаем, что роль оппозиции заключается не только и не столько в «деле» (тем более при отсутствии такого ресурса созидания, как средства налогоплательщиков), сколько в трансляции несогласия. Протест в демократическом обществе -это прежде всего форма и способ обратной связи с государством.
Для большей логики необходимо, считаем, определиться в терминах, поскольку оппозиция неоднородна по своему составу, целям и по своим функциям, в оценках же часто допускается смешение. Единообразного понимания политической оппозиции пока не сложилось. К примеру, Д. Р. Салихов разграничивает узкий и широкий подходы в её понимании: «В широком смысле оппозицию можно рассматривать как ключевую форму реализации принципа политического плюрализма, как любую законную форму выражения несогласия. В узком смысле оппозиция — это организационно обособленное объединение граждан, деятельность которого направлена на противодействие власти» [9, с.53]. С. В. Васильева определяет оппозицию как совокупность правовых и институциональных механизмов, позволяющих поддерживать инакомыслие в общественнополитической системе [1, с.14].
Едины исследователи в том, что практикуемая оппозицией оценка принимаемых политических решений (предпринимаемых действий) на предмет возможных отрицательных последствий, анализ противоречий, поиск их причин — важнейшее звено системы сдержек и противовесов. Поэтому в демократических государствах оппозиция намеренно культивируется. Е. В. Гроздова пишет: «В условиях демократии оппозиция является важной составной частью политического процесса, для нормального функционирования которого необходима ротация партий, стоящих у власти» [4]. Но выступая против правящих, такая оппозиция прежде всего внедряет собственные идеи, программы, продвигает своих кандидатов, защищает представляемые социальные группы, преследуя конкретные прагматические политические цели. Интересы общества для партий чаще вторичны.
Так, критикой власти в Европе и США занимаются оппозиционные СМИ, транслирующие
точку зрения тех или иных политических институтов (партий, общественных организаций и пр.). Предвзятость их оценки без труда распознаётся аудиторией, но наличие альтернативного мнения в любом случае ценно, даже если оно принадлежит партийному, но активному, пуская и меньшинству. Задача активного меньшинства заключается в том, чтобы преодолеть инстинкт подражания большинству, заставить общество взглянуть на явление действительности с другой, нежели официальная или наиболее распространённая точка зрения стороны, прислушаться к инакомыслящим.
Ф. Зимбардо и М. Ляйппе говорят, что меньшинство всегда имеет возможность оказать влияние, даже если это очень малочисленное меньшинство [7, с.350]. Поэтому даже зависимые от малочисленной оппозиции СМИ являются важным субъектом политического процесса. Исследования различных аспектов группового принятия решений обнаружили, что активное меньшинство, которое спокойно и внятно высказывает свою точку зрения и настаивает на ней, несмотря на сильное давление большинства, заставляет людей задуматься и начать мыслить глубже. Когда меньшинство настаивает на своих суждениях, группа в целом склонна принимать более продуманные и более творческие решения по сравнению с теми, которые были приняты в отсутствие меньшинства. «По-видимому, несогласие меньшинства подталкивает группу к пересмотру решаемой проблемы и побуждает мыслить более разносторонне, проанализировав проблему с различных точек зрения. Меньшинство может не добиться своего — более того, может выясниться, что оно было неправо, — но оно всё равно оказывает благоприятное влияние, заставляя большинство «вдумчиво» обрабатывать релевантную информацию» [7, с.351].
По степени «встроенности» в политическую систему, по степени формальной легитимности оппозицию в обиходе делят теперь на системную и несистемную. По нашему убеждению, несистемной оппозиции не существует. И правильнее было бы говорить о системе оппозиции, состоящей из разных элементов. Уместно провести аналогию с иммунной системой. В неё входят органы и образования, предназначение которых — защита своего носителя от агрессивных факторов разными средствами. Точно так же и оппозиционная система в обществе: одни элементы могут непосредственно сражаться с «вирусами» и «микробами» — эту задачу обычно отводят «системным» оппозиционерам, если, конечно, они не имитируют оппозиционность. Но незаменимой приспособительной функцией является и обнаружение угрозы обществу, и сигнал об этой угрозе. Данную задачу решают те акторы, кого принято называть «несистемщиками».
По нашему мнению, целесообразно разделить оппозицию на три вида:
Первый — оппозиция системно-целевая, за
которой официально признаётся право на протест, которой отводится место в политической системе. Она знает, к каким целям идёт. Составляют системно-целевую оппозицию зарегистрированные политические партии, в том числе парламентские, и общественные движения. Эти объединения официально декларируют принципиально иной взгляд на государственную политику, решение тех или иных социальных проблем, на организацию жизнедеятельности. К таким объединениям можно отнести партии КПРФ, Яблоко и другие, стремящиеся к власти, находящиеся у власти, но не выходящие в своей оппозиционной деятельности за пределы правового поля. Сюда же относим партии, которые скорее имитируют оппозиционность, а в решающие моменты проявляют лояльность к власти. Так, роль ЛДПР может состоять в оттягивании на себя (нейтрализации) маргинального и протестного электората, партии «Справедливая Россия» — электората «левых» настроений.
Второй вид — оппозиция внесистемнопроцессуальная, обычно именуемая несистемной. Она занимает место в политическом пространстве по своему усмотрению, вопреки официальному признанию. Это политические и общественные объединения, настроенные резко против официальной власти, не зарегистрированные в установленном порядке или переименованные и перерегистрированные после запрета (НБП, «Северное братство» и др.). Они не имеют чёткой альтернативной политической программы, часто протестуют ради протеста. Цели их аморфны, зачастую асоциальны, участники движений прибегают к разного рода неправовым методам воздействия на власть. Для них первичен сам процесс противодействия. В. Гельман называет такую оппозицию нелояльной, опирающейся на насильственные либо незаконные методы и/или угрозу их применения [5, с. 105-125].
Третий вид — оппозиция автономная. Сюда входят всевозможные разрозненные группы давления, отдельные физические лица, чья цель ограничивается тем, чтобы влиять на власть, побуждать её корректировать свою политику. Здесь же -все, кому не нравится, что происходит; кто высказывает своё недовольство, в том числе прибегает к формам непосредственной — «площадной» — или опосредованной — через СМИ — демократии. Действия «автономщиков» выглядят скорее вынужденными, как реакция на какие-либо аномалии правления. Автономные оппозиционеры могут не объявлять себя таковыми и даже опровергать свой антивластный настрой, декларируя исключительно приверженность интересам рядового гражданина, обывателя и т.п. Оппозиционность, однако, вытекает из логики их действий.
Думается, что автономная оппозиция — наиболее массовая в обществе, и именно «автономщи-ки», которым безразличны Немцов, Касьянов,
Каспаров и прочие, в большинстве своём выходили в декабре 2011 года и позднее протестовать на площади. Именно тех, кому оказалось небезразлично, что их голосами произвольно распоряжается административный ресурс, надо полагать, и испугалась власть. И именно для них и для сочувствующих им адресованы телепрограммы, пафос которых сводился к одному: лучше дружите с нами, «немножко» нечестными, чем с теми, кто нечестен сплошь.
Доминирующая тактика и стратегия трансляционной медиа-политики заключалась в том, чтобы «заболтать» причину протеста — фальсификации на выборах и скрыть наличие достаточно мощного автономного протеста. Забалтывание далось ценой значительных усилий и увенчалось успехом потому, что большая часть населения всё ещё не включена в новую модель медиа, не так часто и не так много выходит в интернет.
Но это, видимо, пока. И в будущем вполне вероятны очередные всплески протестной активности по очередным поводам. Такие акции изучены и описаны достаточно давно, они попадают под определение «взрыв участия», который происходит в результате накопления у масс негативного потенциала. Подобную модель политического участия С. Липсет и Д. Лернер назвали популистской [11, с.180]. В таком участии, полагаем, заметны признаки «политического инфантилизма», когда происходит разрядка (канализация) агрессии, а не реализуется целенаправленная и планомерная политическая активность. Но именно этот бунт, бессмысленный и беспощадный, наиболее опасен для власти. Выход, наверное, один — развивать культуру политического участия, в том числе культуру автономной оппозиции, а не полагаться на всемогущество телеэфира.
К автономной оппозиции можно отнести и СМИ, которые избирают постоянным объектом своего внимания органы власти, их политику, конкретных политических деятелей, политическую элиту. Серьёзных политических амбиций они лишены, выступают не от имени политической партии или общественного объединения, а от имени «обычных граждан». Вообще, при таком подходе постоянным агентом автономной оппозиции следует признать не только оппозиционные, а все не зависимые от государства и от корпораций, социально ориентированные средства массовой информации, существующие на доходы от своей деятельности. И как показывает исторический опыт, только относительно независимые масс-медиа могут способствовать политическому развитию. «Без свободных СМИ политическая система не способна к саморазвитию и рано или поздно обречена на провал. Демократическая система постоянно нуждается в обратной связи посредством коммуникации» [10, с.33].
М. Федотов считает, что независимость СМИ
— это вопрос национальной безопасности. «Зави-
симые СМИ — это угроза национальной безопасности, потому что они будут говорить королю, что на нем новое, прекрасное платье. Только независимые СМИ скажут ему, что он голый. А он должен знать, что он голый, иначе он простудится и умрет» [12].
В идеале все социально ориентированные независимые СМИ должны противостоять тем, кто ущемляет интересы человека — оппонировать и официальной власти и любым другим субъектам политического процесса. Эту точку зрения разделяет, например, главный редактор радиостанции «Эхо Москвы» Алексей Венедиктов: «.Любой журналист, даже если он работает на государственном телеканале или радиостанции, всегда должен быть оппонентом власти. То есть он должен подвергать сомнению все действия власти и критиковать их, если они того заслуживают.» [2].
О том же говорит главный редактор газеты «Московский Комсомолец» Павел Гусев: «Пресса
— это лекарство, она не разрушает, а излечивает. Существует много зарвавшихся чиновников. Каждый чиновник, получив возможность руководить, думает, что он — умнейший, что его решения -самые верные. Когда что-то дарят, считает: так и должно быть, и никто не должен вмешиваться. (. ) Я вместе с тем не думаю, что пресса всегда должна стоять в оппозиции, что главный враг для прессы — это чиновник. Чушь это. Пресса всегда должна быть чуть-чуть в оппозиции. Хотя, конечно, нельзя утверждать, что вся работа прессы
должна основываться на борьбе, на разоблачениях. Власти надо и помогать, тем более в такой переходный период, кода всё меняется, общество переходит к каким-то демократическим основам. Но тем не менее подчеркну, что пресса и власть не могут быть едины по своей природе» [6, с.22-26].
Аналогично рассуждает Я. Н. Засурский: «Средства массовой информации — оппоненты власти. Поэтому всегда существует и будет существовать конфликт интересов власти и СМИ, с этим мы должны смириться и научиться достигать консенсуса» [3].
Однако разрешение конфликта, с нашей точки зрения, вполне по силам, и рецепт давно известен: хотя бы не мешать СМИ, особенно оппозиционным. Со стороны власти возможно и целенаправленное сотрудничество — создавать условия, благоприятствующие независимости и беспристрастности масс-медиа, как поступают в той же Франции или в Швеции. Противоестественность здесь только кажущаяся. Фобия Наполеона — газета страшнее тысячи штыков — всегда оборачивается против очередного Бонапарта, добровольно ампутирующего себе иммунную систему. Наполеон, прежде чем идти на Россию, методично уничтожил оппозиционные издания, и предостеречь его было некому — остались только те, кто «за». Вывод: бороться со стихийным протестом всегда дороже, нежели организовать и вести цивилизованный диалог с несогласными, в том числе с помощью СМИ.
1. Васильева, С. В. Конституционно-правовой статус политической оппозиции / С.В. Васильева — М.: Институт права и публичной политики, 2010. — 235 с.
2. Венедиктов, А. «Любой журналист должен подвергать сомнению все действия власти» / А. Венедиктов; беседовала Н. Лобанова // Московский комсомолец. 2003. 14 янв.
3. Власть и пресса — оппоненты или союзники? // Парламентская газета. 2002. 07 дек.
4. Гроздова, Е. В. Оппозиционная пресса в социальном диалоге [Электронный ресурс] / Е. В. Гвоздова // Медиаскоп. — 2010. — № 4. — Режим доступа: http://www.mediascope.ru/node/690. — [13.09.2013].
5. Гельман, В. Оппозиция в России, жизнь после смерти / В. Гельман // Отечественные записки — 2007. — № 6.
6. Гусев, П. «МК» всегда был школой журналистского мастерства. » / П. Гусев; беседовал В. Круковский // Журналист. — 2004. — № 11. — С. 22-26.
7. Зимбардо, Ф., Ляйппе, М. Социальное влияние / Ф. Зимбардо, М. Ляйппе. — СПб: Изд-во «Питер», 2000. -448 с.
8. Мирошниченко, А. Можно ли считать интернет опасным для государственного устройства [Электронный ресурс] // Лента.ру. 2011. 15 дек. — Режим доступа: http://lenta.ru/conf/miroshnichenko/. — [17.01.2012]
9. Салихов, Д. Р. Оппозиционная деятельность в России: проблемы и перспективы / Д. Р. Салихов // Конституционное и муниципальное право. — 2011. — № 7. — С. 52-56.
10. Сарчинелли, У. Старые СМИ — новые СМИ. К вопросу об отношениях между журналистикой и политикой / Подгот. М. Д. Диманис // Актуальные проблемы Европы. — М.: РАНИНИОН, 2002. № 2. — С. 38-45.
11. Шаран, П. Сравнительная политология / П. Шаран. — М., 1992. Ч. II. — 216 с.
