Тоталитарные режимы 20-30-х представляли собой в основном ответ на угрозу социализма, исходившую со стороны СССР и внутренних левых движений в странах Европы. Так что логическую цепочку можно выстроить так: Первая мировая война оставила после себя разочарованных людей с боевым опытом, многие из которых в плену или на фронте были подвержены социалистической пропаганде; Великая Депрессия дополнительно ухудшила их экономическое положение; элита и средний класс (пресловутые «лавочники, приведшие к власти Гитлера») стали искать возможность противостоять угрожавшему им социализму, заменив «обанкротившийся» классический либерализм на крайне правые, националистические идеи.
В целом практически повсеместно, кроме СССР и зависимых от него Монголии и Тувы, крайне правые оказались сильнее крайне левых, в т.ч. благодаря поддержке крестьянства и профессиональных военных: в период между двумя мировыми войнами почти везде, от Венгрии до Испании, социалистические революции и гражданские войны завершились поражением левых сил. Стабильные социалистические режимы стали устанавливаться только после Второй мировой войны в решающей степени благодаря советскому военно-политическому доминированию в Восточной Европе или Северной Корее. Когда у тебя на территории советские танки, свободы маневра немного (а в ГДР, Польше, Венгрии, Чехословакии советские гарнизоны находились постоянно). При этом никто не станет отрицать, что югославские, китайские, вьетнамские, кубинские коммунисты сыграли огромную самостоятельную роль в своём приходе к власти, пролив ради этого много крови как своих сторонников, так и противников — но всем им активно помогал СССР. Характерно, что как раз-таки югославский и китайский режимы оказались намного менее покорными Москве, чем их восточноевропейские коллеги, пришедшие к власти мирным путём, обеспеченным советскими штыками (а кубинский и вьетнамский режимы, по геополитическим причинам не имевшие иного варианта кроме безоговорочной лояльности СССР, не рухнули сразу же после исчезновения советской поддержки).
В ответ на усиление советского влияния в мире США стали поддерживать крайне правые диктаторские режимы уже не в Европе, а в Латинской Америке, Азии, Африке — там, где, как считалось, возможности противостоять коммунизму демократическими средствами нет. Возможности, которыми располагали эти режимы, были куда скромнее, чем в у Германии или Японии в 1930-е (Мобуту или Пиночету далеко до Гитлера), но суть та же.
Появление в Европе в первой трети ХХ в. авторитарных (как вариант, тоталитарных) режимов обусловлено 2-мя важными факторами – демографией и общественным устройством.
1) Во второй половине XIX в. (к 1910 г.) во всей Европе резко вырастает численность населения: в Италии – на 10 млн.чел. (42%), Австрии – на 19 млн. (63%), Англии – на 18 млн. (67%). Меньше всего численность населения увеличивается во Франции – всего на 3 млн. чел. (8%). Больше всего рост происходит в Германии – на 32 млн. (97%) и России – на 92 млн. (135%). Но самые большие темпы роста – в США, на 69 млн. (300%). Такая сильная динамика влечёт за собой и бурный рост экономики, особенно промышленности. Для покрытия сильно растущего спроса открываются новые заводы и фабрики, которым нужны новые рабочие руки. Резко увеличивается численность городского населения. Появляется огромная масса свободных людей, которым нужна работа. Рабочая сила в избытке, зарплаты низкие, условия работы и жизни плохие.
Появляются идеи и политические движения, партии, поднимающие эти идеи в качестве своего знамени. Почти все эти идеи фокусируются на социальной справедливости. Европа приходит в движение.
2) В Англии и Франции (а также в США) рост населения и экономики происходит в условиях сложившейся политической структуры, в основе которой демократическая форма власти. Существуют устойчивые партии, регулярно проходят выборы. Весь этот рост увеличивает масштаб экономики и государства, но не меняет их природу – демократия и рыночная экономика. Социалисты вписываются в политический истэблишмент. В США они вообще маргинальны – американские демократы близки правым в Англии.
А вот в других странах ситуация складывается иначе. В Италии и Германии на вторую половину XIX в. и её демографическую и экономическую динамику накладывается проблема национального объединения и формирования национального государства. Власть новая, партии новые, многое другое – новое. Происходит очень быстрый переход в новое и неопределённое, ещё не устоявшееся качество. Исторических традиций демократии нет. Экономические и социальные вопросы подчиняются проблеме национального самоутверждения и решаются прежде всего в общегосударственных интересах. Нужна воля (вождь), концентрация власти, милитаризация. Тяга к порядку, к организованному капитализму (госкапитализму), что на деле является оксюмороном.
В России на первое место выдвигается тяга к социальной справедливости: гигантская масса населения не может найти себя в условиях еле-еле нарождающегося квазикапитализма, ограничиваемого и регулируемого самодержавием. Потребности населения растут, ожидания и надежды растут, а решений никаких – русский царь не понимает, что происходит. Для него главная задача – сохранить самодержавие.
Что в Италии/Германии, что в России власть перехватывают популисты-демагоги, играющие на нерешённых проблемах общества, но решить которые возможно только на основе демократического устройства власти и рыночной экономики.
Вот так складывается потенциал авторитаризма, который проявляется в ХХ веке в двух основных формах – фашизм и национал-социализм, с одной стороны, и коммунизм – с другой. Эти формы внешне частично антагонистичны, но в сущностном отношении родственны. Фашизм/нацизм подпитывается реваншем. И обе формы, как показала история, приводят в тупик, поскольку преследуют утопичные цели перевоспитания человека, создания новой расы/нации, нового общества. Добиться этих целей можно только на коротком временном отрезке и только насильственными методами.
Утопия, реванш, справедливость, демагогия, популизм – вот гремучая смесь авторитаризма.
