Демократия и либерализм для большинства — синонимы, однако это не только разные понятия, но и во многом противоположные вещи.
«Чистая» демократия: все живут так, как решило большинство.
«Чистый» либерализм: каждый живёт как хочет, не мешая другому.
Проблема «чистой» демократии: большинство может «узурпировать власть» и легко расправиться с меньшинством. Этим может воспользоваться какой-нибудь манипулятор и захватить власть, объявив своих противников «врагами большинства». Так совершенно демократически может быть избран очередной гитлер, как уже не раз бывало в истории.
Проблема «чистого» либерализма: ему нужен некий надзорный орган, который будет определять, где личная свобода начинает мешать такой же чужой личной свободе, и следить, чтобы её никто не нарушал. Таким образом, либерализму важен не столько парламент, сколько суды, шерифы и военачальники, а право важнее государственного управления. Суд указывает на нарушение свободы, армия и полиция защищают всех и каждого соответственно.
Парламент тут нужен разве что для того, чтобы определить, где именно проходит грань между частным пространством разных людей, однако в исконно либеральных странах в большинстве случаев с этим успешно справляются суды — это называется прецедентным правом. Правда, при вынесении множества правотворческих судебных решений законодательство становится запутанным, казуистическим, поэтому без хорошего юриста в нём не разберёшься. И, опять же, важно, чтобы судьи, шерифы и военачальники не использовали свои полномочия в целях захвата власти.
Речь здесь идёт о либерализме в его классическом понимании, а не о т. наз. «левом либерализме»
(т. е. не о либерализме в том смысле, в котором это слово употребляют в США).
Чтобы избавить друг друга от недостатков, демократия и либерализм решили подружиться: так возник компромисс между ними, называемый либеральной демократией.
Демократический парламент уравновешивает исполнительную и судебную власть, избранные партии в парламенте уравновешивают друг друга, региональная и местная власть уравновешивает федеральную. Так демократия не даёт «надзорному органу» борзеть, а частное право ограничивает всевластье толпы. «Либералами» в Европе, «республиканцами» в США называют себя партии, делающие акцент на частном праве, «демократами» — те, для кого важнее коллективное управление государством. По сути, «демократы» тяготеют в сторону коллективизма и обычно являются более левыми, чем «либералы-республиканцы».
В качестве противоречия между демократией и либерализмом, любобытный пример приводит А. Илларионов:
«. в коллективе из трех граждан — двух мужчин и одной дамы — голосование о том, что с ней делать, может носить, на первый взгляд, совершенно демократический характер. Даже если дама при этом голосовала против.
Поэтому в цивилизованных обществах (обществах либеральной демократии) признается, что не все существующие в мире вопросы могут решаться голосованием большинства. Кроме голосований есть еще и право.»
Ни один политический режим, разумеется, не является самоцелью, но, очевидно, цель человека — свобода и благосостояние. И того, и другого можно достигнуть без коллективного управления.
Поэтому, с моей точки зрения,
либерализм, обеспечивающий свободу и способствующий благосостоянию, важнее демократии.
Последняя — лишь средство его «подстраховки».
Значит, парламент нужен не для того, чтобы указывать нам, как жить:
главная задача депутатов — быть инспекторами с юридическим уклоном.
Законотворчество парламента лучше судебного правотворчества лишь тем, что законы более универсальны и систематизированы: в них легче ориентироваться, чем в бесчисленных судебных прецедентах. И то, при условии, что законы качественны и издаются не слишком часто. Ведь правила игры не должны постоянно меняться.
Зачем тогда мы боремся за лучшую избирательную систему, не лучше ли оставить привычную мажоритарную, если нам нужны лишь «инспектора»? Проблема в том, что мажоритарная система — одна из наиболее манипулятивных, посредством разнообразных технологий администрация может разнообразно влиять на исход выборов и, таким образом, сосредоточить контроль над всеми ветвями власти. Тогда «подстраховка» не будет работать. То же можно сказать и о других несовершенных системах. Поэтому повышение роли народного волеизъявления с помощью лучшей избирательной системы снижает влияние администрации на выборы до минимума и препятствует узурпации власти. Именно противодействие узурпации, а не «народная власть» — главная задача демократических процедур.
P. S. А что же тогда такое консерватизм в свете вышесказанного? Если «вычесть» авторитарное управление (а современный консерватизм уже давно отказался от авторитаризма), то консерватизм очень близок либерализму в своей защите частного права, только субъектом этого права с консервативной точки зрения чаще всего является не столько отдельная личность, сколько (традиционная) семья, реже — небольшая группа людей, чаще всего, проживающих рядом (отсюда нередкая склонность консерваторов к протекционизму).
Таким образом, современный консерватизм, в основном, — союзник либерализма в области экономики, частного права и политического устройства, расхождение между ними лишь в том, что, с точки зрения консерваторов, может угрожать целостности их главного «субъекта» — семьи: нетрадиционные сексуальные отношения, вопросы морали, религии, «ценностей».
