Наиболее радикальные представители нынешней левой волны в Латинской Америке заставляют вспомнить о феномене каудильизма. Тем более, что некотрые черты этого феномена знакомы и нашим согражданам.
Каудильизм в Латинской Америке связан с выдвижением на политической арене вождя (каудильо), сильной личности, пользующейся неограниченной властью в вооруженном отряде, в партии, в том или ином регионе, государстве. Каудильизм получил распространение в странах региона после завоевания ими политической независимости в первой четверти XIX века, в обстановке усиления центробежных тенденций (их носителями являлись зачастую сами каудильо), порождаемых борьбой за власть различных соперничающих группировок и кланов, прежде всего помещиков латифундистов.
В конце XIX — начале XX вв. усиление тенденции к консолидации государств, связанное с процессом формирования наций, привело к появлению каудильо нового типа, выступавших за централизацию власти и ликвидацию сепаратистских тенденций. Постепенно каудильизм приобрел черты особой системы организации государственного правления, характеризующейся персонализацией политической власти.
Обладая известной самостоятельностью, выполняя роль своеобразных «арбитров» в условиях ожесточенной борьбы за власть различных группировок, каудильо в конечном счете занимают сторону одной из них. Среди наиболее типичных латиноамериканских каудильо прошлого выделяются аргентинец Хуан Мануэль Росас, гватемалец Эстрада Кабрера и венесуэлец Хосе Антонио Паэс.
Каудильизм – сложное, неоднородное явление. В деятельности ряда каудильо просматривались ярко выраженные черты социального реформаторства. Примерами проявления этой тенденции были перуанец Рамон Кастилья, боливиец Мануэль Исидоро Бельсу, гватемалец Хусто Руфино Барриос, эквадорец Элой Альфаро.
Питательной средой каудильизма была и остается беззаветная вера наиболее обездоленных категорий населения в мгновенное удовлетворение своих социальных нужд и ожиданий, а это способна воплотить в жизнь только неординарная, харизматическая личность, пользующаяся непререкаемым авторитетом.
Остановимся поподробнее на характеристике и специфике правления типичного латиноамериканского каудильо, венесуэльца Хуана Висенте Гомеса, находившегося на вершине пирамиды власти с 1908 по 1935 годы. Он пришел к управлению традиционным способом, в результате насильственного отстранения от должности своего предшественника, выехавшего в Европу на лечение и больше не сумевшего вернуться на родину.
Гомес укрепил централизованное государство, усмирил амбиции региональных элит и лидеров, положил конец их сепаратистским поползновениям, наладил властную вертикаль, ввел систему прямого контроля над сбором налогов, реформировал вооруженные силы, создал регулярную армию. Он назначал на ключевые должности лично преданных людей, преимущественно земляков, уроженцев штата Тачира, сосредоточил в руках ближайшего окружения денежные потоки, в том числе от эксплуатации богатейших природных ресурсов. Именно при нем началась добыча, промышленная переработка и экспорт углеводородного сырья, дававший хорошие дивиденды
Оборотной стороной медали стала тенденция к авторитаризму. Местные князьки быстро перестроились. Строптивых и несогласных смещали, бросали за решетку. Даже родного брата диктатора, заподозренного во властных амбициях, в июне 1923 года ликвидировали физически. Оппозиция последовательно вытравлялась, в тюрьмах томились политические узники, в стране установилась кладбищенская тишина. Все это делалось под лозунгом: «Союз, мир и работа».
«Выборы» членов Национального конгресса были фактическим назначением кандидатур, согласованных узким кругом. Суды находились под жестким контролем исполнительной власти. Правительственный совет, созданный в качестве консультативного органа, носил декоративный характер. Членство в нем было почетным. Впрочем, и его впоследствии разогнали за ненадобностью. В качестве декоративного элемента режима существовала даже Общественная палата.
Одна из специфических черт функционирования системы заключалась в том, что верховный правитель регулярно как бы удалялся от дел и отправлялся в город Маракай, расположенный недалеко от столицы. В Каракасе, в президентской резиденции «Мирафлорес» оставались номинальные фигуры. Все они выполняли формальные протокольные функции, принимали зарубежных послов, вручавших верительные грамоты. Перечень «факиров на час» занял бы много места. Их имена известны лишь узкому кругу специалистов. Люди помнят лишь об эпохе Х.В. Гомеса.
Номинальные президенты менялись с калейдоскопической быстротой, реальной же властью обладал лишь один человек. Он неизменно держал руку на пульсе. Когда находился в имении, туда постоянно с докладами наведывались министры, руководители ключевых экономических ведомств. Все они получали инструкции и указания, которые неукоснительно проводились в жизнь. Административный аппарат и репрессивные органы функционировали исправно, беспрекословно выполняя волю хозяина.
Идеологическим обрамлением режима служила теория «демократического цезаризма», сконструированная социологом Л. Вальенильей Лансом. В ее основе лежал тезис о неполноценности отдельных народов (в том числе и венесуэльского), их неспособности к самоуправлению. Отсюда вытекала неизбежность появления сильного правителя – цезаря. В нем гармонически сочетается демократия и автократия. Валеньилья Ланс считал, что цезарь, тесно связанный с народом, но возвышающийся над ним в силу присущих ему особых качеств, является олицетворением и защитником национального суверенитета. При отсутствии цезаря народ, находящийся во власти низменных инстинктов, не способен противостоять дремлющему в нем стихийному принципу социального эгалитаризма. Цезарь — единственный, кто в состоянии возбудить чувство уважения к иерархии, преодолеть анархию, установить мир и порядок, необходимые для общественного прогресса.
Книга «Демократический цезаризм», в которой в концентрированном виде излагались взгляды автора, подводила фундамент под двумя ключевыми постулатами. Первый: только мудрый, просвещенный правитель способен покончить с хаосом, порождаемым деятельностью политических партий, профсоюзов, общественных организаций, и установить порядок, обеспечивающий ход поступательного развития. Второй: на местной почве не может привиться чуждая ее природе англосаксонская модель демократии. Стране надлежит избрать особый путь, с учетом ее исторических особенностей и специфики. Продолжатель дело своего отца Вальенилья Ланс-младший, обслуживавший авторитарный режим середины XX века, делал вывод: «Социальный порядок, политическая стабильность, прогресс и экономическое процветание могут быть гарантированы длительным пребыванием у власти влиятельной личности, сознающей нужды народа, устанавливающей мир во всеобщем согласии, личности, которую воля большинства ставит выше принципа сменяемости руководства».
Характеризуя эпоху Гомеса, венесуэльский ученый Рафаэль Гальегос Ортис подчеркивал: «Гомес отрезал нас от цивилизации. Венесуэла представляла собой потерянную главу истории. Политические свободы, синдикализм, всеобщее голосование, свобода мысли пришли к нам поздно, словно в повозке, запряженной буйволами. Пока другие страны пользовались плодами демократии, мы прозябали в условиях примитивного диктаторского застоя».
Как показал ход дальнейшего развития, черты каудильизма прочно укоренились в политической культуре венесуэльского общества, несмотря на сорокалетнее функционирование институтов представительной демократии со всеми их достижениями и изъянами.
Придя к власти в феврале 1999 года конституционным путем, венесуэльский лидер Уго Чавес решительно порвал с институтами прошлого, на смену двухпалатному Национальному конгрессу пришла однопалатная Национальная ассамблея. Чавес добился принятия новой конституции, предусматривающей увеличение президентского срока с 5 до 6 лет, и права на избрание вторично непосредственно по завершении предыдущего мандата, чего не позволял прежний Основной закон. Завоевав в декабре 2006 года право оставаться в своем кресле вплоть до конца 2012 года, по прошествии 12 месяцев он инициировал референдум об увеличении полномочий высшего должностного лица до 7 лет и о возможности его переизбрания неопределенное количество раз. Под это подводится своеобразная «теоретическая» база. Так, Чавес утверждал: «Полагаю, если народ пожелает, то нельзя лишать его возможности избрать любого соотечественника в третий, четвертый, пятый или шестой раз, чтобы тот мог управлять государственным кораблем». При этом он опирался на тезис, выдвинутый аргентинским социологом Норберто Сересоле, который утверждал по одному из поводов, что граждане избрали не просто президента, а национального лидера.
Чавес осуществляет строительство так называемой партисипативной демократии, которая на практике привела к суперпрезидентской республике, доминированию исполнительной власти, подмявшей под себя все остальные ветви власти, превратив их в органы, беспрекословно штампующие решения, спускаемые с самого верха. Нельзя не согласиться с мнением венесуэльского исследователя Хосе Корралеса, сделавшего принципиальный вывод: «Чавес добился абсолютного контроля надо всеми государственными институтами, которые могли бы уравновешивать его полномочия». Пример Уго Чавеса со всей очевидность демонстрирует, как в современных условиях, используя демократические процедуры, воспроизводится в слегка модифицированном виде пресловутый феномен каудильизма.
Но было бы неверным полагать, будто каудильизм — это явление сугубо латиноамериканское — он живуч и поныне, проявляясь на различных континентах в формах специфических для каждой страны. Общим для этих проявлений является длительная авторитарная власть харизматической личности, активно прибегающей к популистскому инструментарию. А также – воздействие на политическую культуру страны, не ограничивающееся периодом существования этой власти.
