1. Если Л. Д. Гудков, говоря о природе путинского режима, соотносил его с различными формами авторитаризма в других странах, исходя из внутренних характеристик самого этого режима, то задачу свого выступления я вижу как прямо обратную – в том, чтобы представить, конечно, в самом схематичном виде внешне вехи для возможного сопоставления путинского режима с теми видами или типами авторитаризма, которые существовали в ХХ веке.
2. Для чего это нужно?
Я думаю, что соотнесение нынешнего российского режима с теми типами авторитаризма, которые существовали в других странах, позволяет:
Во-первых, получить более четкое представление о характере институтов российского режима, его природе и физиологии;
Во-вторых, включить Россию в мировую историю. С моей точки зрения, представление об уникальности российского политического режима несколько преувеличено.
3. В самом общем виде авторитарные режимы ХХ века можно разделить на традиционалистские и модернизаторские (режимы авторитарной модернизации). Внутри последних – авторитарно-популистские режимы.
Традиционалистские режимы возникали в условиях начавшегося разложения традиционных структур. Их характеризовало:
- Полное отсутствие представительной политической системы или ее полная имитация (военные диктатуры Центральной Америки проводили выборы с самой прилежной регулярностью).
- Высокий уровень политических и социальных репрессий, отсутствие свободы слова, запрет на любые формы автономной социальной и политической организации.
- Основным способом борьбы с оппозицией было физическое уничтожение ее участников.
- Персоналистский характер режима. Это был режим личной власти, личная диктатура, не опосредованная институционально.
- Важнейшей характеристикой этого типа режимов было полное, нерасчлененное единство власти и собственности.
- диктатура клана Сомоса в Никарагуа (1934-1979)
- диктатура Трухильо в Доминиканской Республике (1930-1961)
- диктатура Фердинанда Маркоса на Филиппинах (1965-1986)
- диктатура Мобуту в Конго (Заир) (1965-1997)
1) Все перечисленные диктаторы и/или их семьи владели огромной собственностью в своих странах (а иногда и за их пределами).
Трухильо принадлежали 70% обрабатываемых земель, на принадлежавших ему предприятиях была занята большая часть экономически-активного населения страны, состояние семьи было составлено из активов, конфискованных у убитых и высланных политических противников. Сомоса владели 50% обрабатываемых площадей и большей частью дорогой недвижимости. Все без исключения латиноамериканские диктаторы такого типа были выходцам из репрессивных структур, начальниками национальной гвардии и полиции.
2) Вторая особенность этих режимов, заключалась в том, власть диктатора, будучи властью де факто, время от времени оформлялась через формальные институты.
Трухильо, находясь у власти с 1930 по 1961 год, был президентом страны в 1930-1938, и, затем в 1942-1952. Интересно, что в 1954 г. Трухильо, не будучи формально президентом Доминиканской Республики, а лишь ее представителем в Организации американских государств, совершил визит в Испанию, где его принимал лично Франко, а оттуда в Италию, где Папа Римский наградил его Орденом большого креста. Точно также не были все время президентами Сомоса-папа и два его сына, правившие в Никарагуа 45 лет: время от времени их сменяли на этом посту верные соратники.
3) Эти режимы не были традиционными, султанистскими (по терминологии Хуана Линца) авторитарными режимами – они возникли в результате социальных сдвигов, вызванных разложением традиционных аграрных структур и начала индустриализации в этих странах. Тем не менее, начавшийся процесс модернизации в этих странах был плотно блокирован в результате указанных особенностей политических режимов: нерасчлененного единства власти и собственности, политического господства, не опосредованного институтами, хотя с формальным соблюдением конституционных формальностей.
Режимы так называемой авторитарной модернизации:
В большинстве случаев режимы этого типа возникли в результате кризиса в ходе самого процесса индустриализации, при переходе от легкой к тяжелой его фазе. К этому типу можно отнести авторитарно-бюрократические режимы в Бразилии, Аргентине, Уругвае и Чили в 1970-е – 1980-е гг., франкистский режим в Испании, военный режим в Греции 1967-1974 гг., режим Сухарто в Индонезии (1968-1998), авторитарные режимы в Юго-Восточной Азии (Тайвань, Южная Корея, Сингапур), с определенным оговорками – турецкие военные режимы 60-х – 1980-х гг.
К основным характеристикам этих режимов можно отнести следующие:
1) Авторитарная институционализация системы политического господства даже в тех случаях, когда формальная представительная система была разрушена. В Бразилии 1968-1985 гг. регулярно проводились парламентские выборы, которые никакого отношения к реальной системе власти не имели. Однако, пост президента каждые 5 лет замещал генерал, который был старший по званию и по выслуге лет в Вооруженных силах. Даже в тех из этих режимов, которые возглавлял персональный лидер (Франко в Испании, Сухарто в Индонезии или Пиночет в Чили) существовала система институционального перераспределения реальной власти и ответственности (правящие партии – Фаланга в Испании и ГОЛКАР в Индонезии, военная хунта со сменяемым – в соответствии с воинскими званиями и выслугой лет – составом в Чили).
2) Эти режимы можно разделить на две группы в соответствии с их экономической стратегией.
- Первая – Испания, Бразилия, Индонезия, ЮВА – были ориентированы на существенное, иногда решающее участие государства и госсектора в экономике. Государственный дирижизм и протекционизм по отношению к частному сектору стали основой экономических успехов («экономических чудес») в этих странах в 1950е (Испания), 1960-1970е (Бразилия, Индонезия, ЮВА).
- Вторая группа – это так называемые авторитарно-бюрократические режимы второго поколения в Южной Америке в 1970-е – первой половине 1980-х гг. Их экономическая стратегия была ультра-либеральной, ориентированной на полный отказ от государственного регулирования и демонтаж госсектора.
Единственным экономически успешным из этих режимов был чилийский (1973-1989). Экономическая успешность чилийского режима со второй половины 80х гг. была связана прежде всего с четким разделением государства и собственника. Государство ушло из собственности, за исключением добычи меди, полностью. У него не было своих экономических интересов как собственника, и оно не контролировало собственника через механизмы прямой и завуалированной коррупции, через взимание дани и т. п. По данным «Трансперенси Интернешнл», Чили наименее коррумпированная из всех латиноамериканских стран, при чем далеко оторвалась от их основного массива, и это было создано режимом Пиночета.
Там, где военные диктатуры не смогли разделить власть и собственность, как, например, в Аргентине в 1966-1972 и в 1976-1983, никакой экономической модернизации осуществить не удалось, и экономический крах был оглушительным.
3) Все эти режимы были порождены глубоким социальным расколом в обществе, иногда принимавшим форму революции и гражданской воины, и потому были в высшей степени репрессивны (контрреволюционны) и в социальном, и в политическом плане. В социальном плане они носили «исключающий» характер – первоначальный экономический успех и стабилизация были везде достигнуты за счет резкого сокращения доли наемных трудящихся в потреблении, главным образом путем ликвидации независимых профсоюзов. В политическом плане это означало ликвидацию (или выхолащивание) представительных органов, ликвидацию свободы печати, запреты на занятия политической деятельностью, официальные репрессии против инакомыслящих и экстраофициальный террор («эскадроны смерти»).
Хочу сделать две важные оговорки:
4) С моей точки зрения, эти режимы не могут рассматриваться как осуществившие модернизацию в собственном смысле слова, поскольку я полагаю, что модернизация – это комплексный процесс, центральным звеном которого является модернизация социальных отношений, отношений господства. Таким образом, понятая модернизация во всех перечисленных случаях осуществляется после политической демократизации.
5) С моей точки зрения, социально-экономическая политика этих режимов ни в коей мере не способствовала последующей демократизации. В двух наиболее успешных случаях – Испании и Чили – демократизация была осуществлена не благодаря, а вопреки авторитарным режимам. Так Чили была единственной страной Латинской Америки с сильными «нелатиноамериканскими» политическими институтами, с партиями, отражавшими социальные интересы, и эта система выдержала. А во всех остальных странах многообразное негативное воздействие авторитаризма на общество оказалось очень глубоким и отнюдь не способствовало последующей демократизации. В частности потому, что экономическая модернизация и либерализация 1970-1980 гг. сопровождалась попытками военных диктатур превратить репрессивное государство в орудие радикальной перестройки общества «сверху вниз», восстановления иерархических структур и моделей поведения, которые отвечали бы представлениям военных о правильной организации общества.
Тем не менее, для последующего сравнения с путинским режимом важно подчеркнуть две уже описанных характеристики этих режимов – авторитарную институционализацию и отделение власти от собственности.
Авторитарно-популистские режимы:
К режимам так называемой авторитарной модернизации могут быть отнесены и латиноамериканские авторитарно-популистские режимы Варгаса в Бразилии (1930 -1945), Перона в Аргентине (1943-1955) и, особенно, режим Институционно-революционной партии в Мексике (1934-2000).
С правыми, авторитарно-бюрократическими режимами их роднили корпоративистская трансформация представительных институтов, иначе говоря, полное выхолащивание последних, репрессии и преследования оппозиции, ограничения свободы слова. Хотя масштаб политических репрессий был здесь существенно ниже, чем даже в условиях самого вегетарианского из авторитарно-бюрократических режимов – бразильского 1964-1985 гг.
Главное же отличие авторитарно-популистских режимов от авторитарно-бюрократических заключалось в их иной социальной направленности. Они были включающими в социальном отношении, т. е. опирались на широкую социальную коалицию эпохи быстрой индустриализации – большинство городских наемных трудящихся, предпринимателей, занятых в замещении импорта, средних слоев, связанных с государством, государственной бюрократии.
Наиболее интересный для нас случай – это режим Институционно-революционной партии в Мексике. Ему удалось дольше всех их этих режимов сохранять популистскую социальную коалицию (до начала 1970-х годов). И соответственно, социально-экономическую стабильность и политический консенсус, лежавший в основе устойчивого экономического роста (6,5% среднегодовые темпы в 1950-1970 гг.) Социальный контракт, обеспечивший феноменальное политическое долголетие этого режима, включал обмен политических прав и свобод на перераспределение дохода в пользу средних и низко доходных групп населения через государственно корпоративистские механизмы.
Для режима ИРП, больше чем для какого-либо иного из режимов этого типа было характерна высокая степень единства власти и собственности. Наличие партии-государства, огромного госсектора в ведущих отраслях экономики, всепроникающее государственное регулирование породили огромный слой государственной бюрократии, имевшей собственные экономические интересы и, соответственно, всепроникающую коррупцию.
Вместе с тем, в основе политической устойчивости этого авторитарного режима, который Марио Варгас Льоса назвал «совершенной диктатурой», была институционализация системы власти, которая включала:
- передачу власти действующим президентом назначенному им преемнику, легитимированную через процедуру выборов плебисцитарного характера;
- устранение неопределенности, связанной с выборами;
- функционирование президентской власти как автономной и самодостаточной силы, полностью господствовавшей и в политике, и в обществе;
- формирование партии власти, которая концентрировала и монополизировала все административные ресурсы, и поглощение, кооптация или маргинализация всех остальных партий;
- полный контроль исполнительной власти над законодательной;
- вертикальный контроль федеральной исполнительной власти на уровне штатов;
- устойчивость этой системы власти держалась на важнейшем принципе, включенном в Конституцию Мексики в середине 1930-х – принципе непереизбрания действующего президента более чем на один 6-летний срок. Это означало, что каждые 6 лет происходило обновление политической элиты (новый президент приводил с собой свою камарилью), что обеспечивало постоянную вертикальную мобильность для партийной и государственной бюрократии.
К новейшим модификациям латиноамериканского популизма может быть отнесен «справа» режим Фухимори в Перу (1990-2000) и «слева» режим Уго Чавеса в Венесуэле (с 1999 г.) Будучи различными в своей экономической политике – либеральной в первом случае, этатистской и перераспределительной во втором, они едины в осуществлявшейся ими деинституционализации политической сферы:
- ликвидации представительных институтов;
- подчинения судебной власти исполнительной;
- плебисцитарный характер выборов;
- ограничения свободы печати;
- в случае Фухимори это и еще и экстраофициальный террор и репрессии против политических оппонентов.
Эти режимы оставили после себя институциональную пустыню и ликвидировали эффективные каналы обратной связи с обществом. По сути дела единственным таким каналом для Чавеса являются многочасовые еженедельные телевыступления. Я не думаю, что В. В. Путин сможет когда-нибудь выдержать конкуренцию с ним или с Фиделем Кастро по части длительности телевизионного общения с народом.
Самое схематичное соотнесение путинского режима с известными формами и типами авторитаризма приводит к нескольким важным соображениям:
- Путинский режим нельзя однозначно соотнести ни с одним из известных типов авторитаризма, существовавших в ХХ веке. Я согласна с Л. Д. Гудковым: он единичен, поскольку он является результатом процесса разложения тоталитаризма, который представляет собой единичный случай в мировой истории. Все остальные тоталитарные режимы были уничтожены в результате мировой войны.
- В то же время, практически все элементы, кирпичи, из которых сложен этот режим, отнюдь не уникальны и известны из опыта других стран:
- Нерасчлененное единство власти и собственности, с одной стороны, и отсутствие устойчивой политической институционализации – с другой, роднят путинский режим с традиционалистским авторитаризмом олигархического типа;
- Отсутствие эффективных каналов обратной связи и культивирование прямой связи лидера и масс – с авторитарными популистскими режимами.
- Важнейшая составляющая популистских режимов – перераспределение в пользу массовых социальных слоев – представляется в целом недоступным для путинского режима. Для этого должны быть радикально пересмотрены основания всей социально экономической модели, от функционирования которой этот режим и его представители получают наибольшую выгоду.
- Практически ничего общего нет у этого режима с т.н. режимами авторитарной модернизации, для которых было характерно отделение власти от собственности и авторитарная институционализация.
Последнее обстоятельство – неспособность российских правящих и господствующих групп к институционализации авторитарного режима – уже отмечалось на прошлых чтениях в выступлении Сэма Грина. Путинский режим – это режим ad hoc, это режим избирательного правосудия и избирательного применения репрессий, это некий кисель, который не способен создать сколько-нибудь устойчивые институты авторитарной власти – за пределами властного горизонта одного человека (даже если этот человек, как считает Л. Д. Гудков, лишь псевдоним для группы теневых правителей). Это же обстоятельство – киселеподобный, неструктурированный характер режима – препятствует и структурированию социального и политического протеста против него в обществе.
