Внимательный читатель, возможно, вспомнит известную книгу Шалвы Амонашвили «Размышления о гуманной педагогике». Размышлять о гуманизме приятно, тем более что это вызывает понимание и поддержку. Гораздо меньше желающих поразмышлять о «педагогике авторитета» или, как ее еще принято называть, «авторитарной педагогике». Естественно, что в последнее определение вносится значительная эмоционально-негативная экспрессия.
А между тем большинство педагогов как работали, так и работают в парадигме «педагогики авторитета», добиваясь при этом хороших, даже прекрасных результатов. Если бы это не происходило, то авторитарная педагогика не существовала бы на протяжении веков и тысячелетий.
Сразу оговоримся, что под авторитарной педагогикой совсем не имеется в виду жестокий и недалекий учитель, который в силу своих негативных личностных качеств, недостаточного воспитания или несложившейся жизни постоянно применяет к своим несчастным воспитанникам весь арсенал педагогического насилия: бездушно топчет их индивидуальность, подавляет малейшую инициативу, унижает и оскорбляет питомцев, даже применяет к ним физическое воздействие, строя свой авторитет на страхе.
Настоящая педагогика авторитета как раз основывается на уважении, доверии и даже любви питомца к воспитателю, признании его несомненного нравственно-интеллектуального превосходства. Такой учитель доброжелательно относится к детям, добиваясь при этом прекрасных результатов.
Неудивительно, что настоящий педагог-авторитарист не только считает себя подлинным, а не мнимым гуманистом, носителем истины, традиции, но и вызывает искреннюю симпатию, уважение и … жалость. Но об этом позже.
Всю свою историю педагогика как наука, искусство и жизнь, да и каждый педагог в отдельности решают, по сути, одну задачу: как гармонизировать педагогические цели и требования с естественными интересами и потребностями детской личности. Если бы эти две несущие основы педагогического процесса автоматически совпадали, то все педагоги стали бы не нужны, а востребованными оказались бы лишь преподаватели-предметники. Но педагогические цели и естественные интересы развивающейся личности не совпадают механически, а, значит, каждое педагогическое направление и каждый педагог вынуждены по-своему искать путь гармонизации целей и интересов.
Те, кто исповедует кредо педагогики авторитета, избирают здесь вполне определенный дискурс: признание естественных интересов и потребностей ученика изначально порочными, мешающими его напряженной познавательной деятельности. Авторитарные педагоги готовы встретиться для совместной деятельности со школьником только на одной территории — педагогических целей и требований.
При этом совершенно неправомерно было бы заключить, что такой учитель шаблонизирует личность ученика, игнорирует его индивидуальные особенности, не учитывает их. Напротив — настоящий авторитарный педагог самым внимательным образом изучает психологические, физиологические качества своих питомцев, тщательно и вдумчиво использует их специфику. Ведь ему не нужно слепого подчинения, тупой покорности ученика. Авторитарный педагог-мастер добивается другого — искреннего, сознательного и заинтересованного выполнения учащимся его безусловных и неукоснительных требований. Основания для выдвижения требований педагог черпает из государственных установок, традиций и стереотипов, а особенно из выстраданных личностных представлений, базирующихся на жизненном опыте.
В этом, собственно говоря, и заключается природа всякого авторитаризма. Его же педагогическая составляющая проявляется в трех взаимосвязанных действиях.
Авторитарный педагог никогда не маскирует своей позиции. Он прямо и открыто объясняет учащимся цель предстоящей деятельности, раскрывает ее перспективу и значимость, сообщает о тех формах, способах, которые будут использоваться, а также обозначает предполагаемый результат. Таким образом, он целиком и полностью возлагает на себя ответственность за все происходящее в его школе, классе, секции, так как напрямую замыкает на себе цель и результат.
Например, он ставит благородную цель эстетического воспитания своих питомцев. Для этого покупает по своему выбору билеты в театры на определенные спектакли и, жертвуя выходными, последовательно посещает их со школьниками. Такая же программа реализуется и по экскурсиям в музеи.
Для достижения поставленной цели и желаемого результата такой педагог проявляет максимум активности, преодолевая различные преграды, реализуя промежуточные цели. И благодаря этому, как правило, достигает нужного результата.
Авторитарный педагог на вечере отдыха в своем классе ведет программу, громче всех поет, больше всех учеников пляшет, проводит конкурсы. В походе он тащит самый тяжелый рюкзак, разжигает костер, готовит пищу.
Авторитарный педагог никогда не ограничивается в своих воспитательных воздействиях только стенами школы, тем более класса. Он для достижения результата стремится к тотальному контролю за поведением своего питомца, за его образом жизни в целом. Если он идет по городку, микрорайону и встречает во внеурочное время ученика, то обязательно выговаривает ему, если что-то не так: «Ты куда идешь? В это время нужно делать уроки (находиться в секции). Ты с кем идешь? До добра это не доведет, лучше дружи с другими, хорошими». И т.п.
Авторитарный педагог плотно работает с семьей, на его родительских собраниях полный кабинет, причем много отцов. А членов родительского комитета отцы и матери, особенно те, у кого не все в порядке с детьми, боятся не меньше, чем классного руководителя.
Все это хорошо, но парадокс педагогики авторитета заключается в том, что чем больше усилий прилагает воспитатель для достижения поставленной цели, тем значительнее он создает негативные последствия своей деятельности. Здесь существует прямо пропорциональная зависимость.
Чем больше педагог чувствует свою ответственность за результат — тем безответственнее его лишенные реальной возможности выбора питомцы.
Чем активнее воспитатель — тем пассивнее и безынициативнее воспитанники.
Все это особенно сказывается в 10-11-м классах, когда авторитарный классный руководитель рад бы передать часть своих прав ученикам, более того, настойчиво пытается это сделать. Но не получается — не берут. И это вполне объяснимо. Ведь ведомым быть легче, чем ведущим; послушным исполнителем проще, нежели человеком, берущим на себя бремя ответственности; пассивно плыть по течению легче, чем активно и решительно действовать на свой страх и риск.
Так у настоящего педагога-авторитариста — большого труженика, даже подвижника своего дела — закономерно вырастают безответственные и пассивные воспитанники. И чем больше «колотится» педагог, тем сильнее возрастают негативные проявления.
Но все это меркнет по сравнению с еще одним печальным последствием. Стремление постоянно (тотально) контролировать всю жизнь своих питомцев порождает отчуждение. Ведь не секрет, что в настоящих авторитарных семьях, где контролируется каждый шаг ребенка, программируются его занятия, фильтруются друзья, птенец, только став на крыло, тут же выпархивает из родного гнезда — не пишет, не звонит и даже на похороны не приезжает.
В проекции же на школу, наверное, каждому хоть раз да приходилось слышать горькую исповедь авторитарного педагога о своем воспитаннике: «Я столько усилий приложила, так с ним занималась, а он, увидев меня, перешел на другую сторону улицы».
Вспомним фильм «Безымянная звезда», где мадемуазель Куку тотально контролировала жизнь своих питомцев — девушек из лицея. Ходила на вокзал, наблюдала, не встречают ли они поезд, врывалась в кинотеатр — вдруг они смотрят какой-нибудь неподобающий фильм. Как же они ее ненавидели…
В этих негативных последствиях и заключается главное различие «педагогики авторитета» и авторитарной педагогики.
В своем идеале авторитет педагога должен быть направлен на все большее и большее расширение свободы воспитанника, на свое-временный переход от «авторитета власти» к «власти авторитета». Он должен проявляться в стимулировании творческих потенций ученика, в окрыляющем его плодотворном педагогическом взаимодействии.
Но это, еще раз подчеркнем, в идеале! В реальной же школьной жизни авторитарный педагог, с пониманием относясь к недостаткам своих питомцев, прощает им многое, кроме одного — критического отношения к своему авторитету, покушения на него.
В конце всяких размышлений должна быть высказана некая сентенция. Порок необходимо заклеймить, а добродетели следует восторжествовать. Но не в этом случае. В педагогике авторитета переплелось столько всего — и великого, и светлого, и грустного, и даже смешного, — что о каких-то одномерных оценках не может быть и речи.
