Авторитаризм и тоталитаризм: сравнительный анализ

Ранний индустриальный капитализм и его переход на монополистическую стадию почти естественным путем вызвали к жизни целый комплекс технико-экономических и организационно-управленческих факторов, породивших антидемократических формы управления. Неизбежным следствием усложнения производства стало утверждение формальной управленческой иерархии. Промышленная экономика в форме крупного машинного производства делает человека «винтиком», придатком к станку или конвейеру. Наличие четких каналов передачи информации по горизонтали и вертикали, возможность разложить общество «на составляющие», независимо от желания отдельных людей и групп, порождает стремление наладить управление без диалога и «обратной связи».

Усложнение общественной жизни развитых или стремящихся стать такими стран порождает стремление к бюрократизации управления. А чиновничий аппарат всегда и везде стремится к принятию решений вне общественного контроля, монополизации управленческой деятельности. Итак, кризисы общественной модернизации породили массовый социальный протест, стремление к его подавлению авторитарными методами, а также усложнение, рационализацию, бюрократизацию управления, которые объективно способствовали отчуждению низших и даже средних слоев от процесса принятия политических решений.

А логика развития социальной и правовой государственности требовала вовлечения масс в политику. Ряду развитых стран «первого эшелона буржуазного развития» удалось пойти путем активизации социально-политического участия и поиска социальных компромиссов. В странах «второго мира», догоняющего буржуазного развития, социально-политические конфликты носили особенно острый характер. Низкий уровень экономического развития рождал объективные социальные проблемы: уровень зарплат и социальных гарантий в «догоняющих» странах и сто лет назад, и сейчас несопоставим с уровнем жизни «золотого миллиарда». Сто лет назад это дополнялось сверхэксплуатацией. В большинстве стран «второго эшелона» низы оказывались под «тройным прессом»: сохранялся феодальный гнет, ранний капитализм гнался за нормой прибыли, неэффективное государство с раздутым бюрократическим аппаратом и запредельной коррупцией собирало высокие налоги.

Итак, парадокс истории — становление современных деспотий было следствием утверждения в «развитом» и «догоняющем» мирах демократии. Выход масс на авансцену политики привел к разрушению традиционного стиля отношений аристократической верхушки, средних слоев и низов. На массовое общество как на социальный исток новейших диктатур указывали Х. Ортега-и-Гассет, Н.А. Бердяев, Х. Арендт. Все характеристики массового общества, описанные названными классиками политической философии ХХ в., не являются «истиной в последней инстанции». Эти характеристики — толчок для дальнейшего исследования данного противоречивого, нуждающегося в углубленном анализе, объективно сложившегося социального феномена.

Формирование «модернизированной черни» по-разному описано названными авторами и, к тому же, нашло очень разное выражение в различные исторические периоды и в разных культурах. На наш взгляд, общая логика такова. Распространение хотя бы минимального достатка, образования, новых жизненных и карьерных возможностей на низшие слои, только вышедшие из патриархальной жизни, — естественная и объективно необходимая, но связанная со многими кризисами, составляющая общественной модернизации. Следует отметить, что в классическом промышленном и даже в сложившемся монополистическом капитализме массовая маргинализация значительных социальных групп неизбежна. Она может быть как весьма естественной (превращение вчерашних мелких собственников, сохранивших патриархальный стиль жизни, в лиц наемного труда), так и очень кризисной (разорение, нищета в условиях экономического краха). Маргинальные группы в силу «почти естественной» нестабильности своего положения, аномии (утраты социальных связей) предпочитают «простые» пути решения общественных проблем, легко поддаются на радикальные лозунги, «рады обманываться», слушая харизматическую демагогию. Срабатывают при формировании «серой, одномерной» массы и элементарные социально-психологические закономерности. На них указывали ведущие социальные психологи рубежа ХIХ — ХХ вв. Г. Тард, Г. Лебон. Урбанизация при низком уровне жизни лиц наемного труда и разоряющихся средних слоев рождает, особенно в периоды экономических и социально-политических потрясений, «толпу одиночек», утрачивающих чувство ответственности и с готовностью следующих за харизматиком.

Раздел 2. Возможности и ограниченность авторитарной модернизации

Специфика любого современного авторитаризма — его потенциальная, но далеко не всегда реализующаяся на практике способность проводить «реформы сверху». Их логика — силой загнать и, привыкшую к патриархальным способам эксплуатации низов, элиту, и, не приученные к весьма непривлекательному пролетарскому существованию, маргинальные слои в современную буржуазную жизнь. Элитарные группы, вполне возможно прозападно ориентированные — так называемая компрадорская буржуазия — не могут организовать работу развитой капиталистической экономики: они привыкли распродавать природные богатства, заниматься спекулятивными играми, но им очень сложно стать современными топ-менеджерами. Грызня олигархических групп «сверху», бедность, сочетающаяся с отсутствием привычки к упорному труду и склонностью к неконвенциональному протесту в низах, отсутствие многочисленных средних слоев, являющихся, в ряде случаев, естественным стабилизатором общественно-политической жизни, рождают перманентную экономическую и политическую нестабильность.

Выход из этой ситуации и призван дать режим так называемой «авторитарной модернизации». Хрестоматийный пример — чилийский режим военной хунты (группы высших офицеров, захвативших власть, 1973 — 1989 гг.), возглавляемой генералом А. Пиночетом. В чилийском право-авторитарном режиме удачно совпали несколько позитивных факторов. Пиночет оказался — редкость для генерала — дальновидным политиком, в общих чертах понимавшим логику жизни современного буржуазного общества.

Авторами буржуазных реформ стала группа квалифицированных американских экономистов. Специалисты либеральных взглядов согласились работать с грубо нарушавшим элементарные человеческие права режимом. И дали этому режиму здравые рекомендации, которые сильная власть из военных, не связанных обязательствами перед клиентелами, оказалась способна выполнить. Отказ власти от излишней регламентации экономики, резкое снижение социальных гарантий, возврат собственности без всяких условий прежним американским владельцам позволили избежать разгула коррупции.

Достаточно квалифицированная рабочая сила была дешевой. Протест под левыми или профсоюзными лозунгами против нищеты хунта встречала пулеметными очередями пьяной солдатни. Такова цена «экономического чуда»: модернизационный режим поддерживал низкий уровень зарплат и, соответственно, высокую рыночную эффективность экономики, посылая разгонять мирные демонстрации протеста, состоявшие, в основном, из полуголодных, доведенных до отчаяния людей, «стражей порядка» в «обкуренном» или нетрезвом состоянии. Об этом сторонники «русского Пиночета», как правило, забывают. Но благоприятный инвестиционный климат и стабильное развитие экономики обеспечили и постепенный рост уровня жизни.

В конце восьмидесятых годов прошлого века протест против режима во всех слоях чилийского общества стал настолько массовым и осознанным, что Пиночет, устроив напоследок несколько «кровавых бань» по описанной схеме, добром уступил власть переходной гражданской администрации, которая провела первые после избрания свергнутого хунтой в ходе военного мятежа президента С. Альенде выборы. По сравнению с соседними странами Чили за прошедшие после Пиночета полтора десятилетия отличается не столько высоким уровнем жизни (Чили остается страной не слишком развитого капитализма), сколько регулярными выборами.

Примерно в таком же ключе — жесткое подавление всякого протеста снизу и обеспечение инвестиционной привлекательности экономики — осуществляли развитие и другие страны догоняющего капитализма, прошедшие успешную авторитарную модернизацию — Тайвань, Южная Корея, Сингапур, Малайзия. В Европе жесткое внедрение норм буржуазной экономики «сверху» с большей или меньшей долей успеха осуществляли авторитарные режимы в Испании, Португалии, Греции, Турции. Но этот перечень удачных антидемократических режимов ограничен.

Ныне большинство стран «третьего-четвертого» миров имеют те или иные антидемократические режимы. И большинство из них — при наличии исключений, укладывающихся в описанную выше схему авторитарного развития — это царство коррупции, мздоимства, казнокрадства, непотизма, слияния компрадоров, бюрократии, криминала — сверху, беспросветной нищеты и отсутствия жизненных перспектив — снизу. Это не отвергает того, что «авторитарная модернизация» по-прежнему представляет интерес и для исследования, и для практического решения задач догоняющего развития.

Раздел 3. Тоталитарное перерождение авторитаризма

Их обобщенная и весьма точная социологическая характеристика дана М.А. Булгаковым в хорошо известной повести «Собачье сердце». Шариков, человек «без корней», без статуса, становится аппаратным работником. Люмпенизированная масса с примитивной установкой «отнять и поделить», а также слой полуграмотных выдвиженцев в низшем и среднем управленческом звене обеспечили «почти безболезненное» установление сталинской диктатуры. Кроме того, неудачное буржуазное развитие подтолкнуло поиски альтернативной модернизационной модели. Вместо буржуазной индустриализации — сверх эксплуатация и иностранные инвестиции, мы получили сталинский — рабский труд заключенных и разорение сельского хозяйства. Но, отметим, призывы к еще одной жесткой модернизации «сверху» в начале ХХI в. опоздали на семь-восемь десятилетий.

Общими характеристиками левых эгалитарно-авторитарных диктатур являются слияние власти и собственности, относительная целостность элиты, активная индоктринация масс. Сохранившиеся ныне лево-авторитарные режимы, или весьма последовательно, как народный Китай и Вьетнам, или предельно медленно, как Куба и Северная Корея, движутся «советским» или «русским» путем. Получившая западное образование, почувствовавшая вкус к буржуазной прибыли, которая всегда слаще номенклатурного пайка, но не знающая элементарных правил работы современного топ-менеджмента, элита стремится стать «нормальным» слоем собственников-олигархов.

Авторитарный инэгалитаризм, т.е. правая, буржуазная диктатура, как и авторитарный эгалитаризм, на практике скатился к откровенно тоталитарным формам. Становление инэгалитарно-авторитарных режимов, также как и эгалитарно-авторитарных, требует дополнительных «исторических усилий», помимо общей причины любого новейшего авторитаризма — модернизационного кризиса. В Италии и Германии после Первой мировой войны факторами становления националистических, а не социалистических режимов стали недавнее национальное возрождение, сопровождавшееся военной неудачей в мировой войне. Определенный уровень буржуазного развития всего общества не позволил левым партиям в Германии и Италии превратиться в радикалов, подобных нашим эсерам, анархистам, большевикам. А демагогические призывы фашистов и наци к преодолению национального унижения нашли благодатную почву не только у средних, но и у части низших слоев. При этом низы в странах со сложившимися буржуазными традициями не поддержали лозунги из серии «грабь — награбленное!»

Итак, общей политической причиной тоталитарного «перерождения» авторитаризма является вызванное пропагандой массовое участие в политике. Вовлекая в политику массовое общество, опираясь на него, тоталитарный режим, естественно, стремится затем защитить себя от тех массовых групп, которые привели его к власти. Левые режимы искали врагов «внутри страны», проводили политику «больших скачков» и «великих реформ», правые — пошли путем внешней агрессии.

Еще одна принципиальная особенность новейших тоталитарных деспотий — соединение общества и государства. Делается это, как мы видим, с понятной целью: политическое участие становится подконтрольным. Но стабильность достигается слишком дорогой ценой — уничтожается способное к саморазвитию гражданское общество, более того, уничтожается свободная и ответственная личность. Наконец, уничтожив свободу общества и лица, саморазрушается и государство как способный правомерно действовать институт.

Заключение