Рихард Мюнх
доктор философии Бамбергского университета
Зачем проводить выборы в стране с управляемой демократией? Что общего у Владимира Путина и Шарля де Голля? На эти вопросы «Газете.Ru» отвечает ведущий европейский политолог, доктор философии Бамбергского университета Рихард Мюнх.
– Герр Мюнх, интересны ли западному научному – политологическому, социологическому – сообществу российские выборы?
– Скорее всего, интерес есть у политологов и социологов, которые занимаются в целом Восточной Европой. В основном интересует вопрос соотношения сил в будущем парламенте. Тут важно, насколько Путин влияет на выборы, как поддерживаемая им партия «Единая Россия» пройдет выборы. А также то, как будет вести себя оппозиция. Тут вопрос, кто что приобретет, а кто потеряет.
– Российские политологи, характеризируя систему политических отношений при президенте Путине, говорят о создании в России системы «управляемой демократии», то есть корпоративно-бюрократической конструкции с сохранением каких-то атрибутов демократии. Скажите, считаете ли вы уместным применять термин «управляемая демократия» к путинской России и насколько, на ваш взгляд, необходим подобному режиму такой атрибут демократии, как выборы?
– Демократия без выборов немыслима, это надо четко понимать.
Даже при управляемой демократии такой институт, как выборы, необходим. Надо дать народу почувствовать, что он имеет альтернативу, право выбора. К тому же выборы для власти – это еще и инструмент, чтобы выяснить, что народ думает о правителях.
Что касается управляемой демократии в России, то, наверное, она есть. Но в ней есть не только минусы, но и плюсы. Тут важно не перегнуть палку. Например, не зажимать свободу слова – в этой области при Путине есть опасные тенденции. Хотя бы взять последние события с ЮКОСом. Но что бы мне хотелось отметить, нет ни одной демократии в мире, которая с самого начала не испытывала бы похожие на ваши проблемы. И Россия как раз сейчас развивается. И ваши проблемы с управляемой демократией в общем-то естественны. Мне кажется, что необходимо развиваться, чтобы достигнуть устоявшихся демократических институтов. – Другое понятие российской политологии – административный ресурс. Фактически оно описывает ситуацию, когда ведущие позиции в политике люди и партии занимают не благодаря своим качествам, харизме, а благодаря бюрократической машине. Остается ли еще в политике место индивидуальности и харизме, или бюрократия их скоро вытеснит вовсе? – Это достаточно сложный вопрос. Важно, чтобы со временем граждане могли выбирать именно достойного кандидата, исходя из его личных качеств и возможностей. И в развитых демократиях это в целом получается. Например, в современной германской политике административный ресурс на высшем уровне исключен, а вот на местном, когда каждый знает друг друга, там редко, но случается, что побеждает тот, у кого больше власти. – Поддержка президентом Путиным партии «Единая Россия» – это административный ресурс или полностью демократическое явление? – Это нормальное явление. Важно, чтобы у общества не сложилось впечатления, будто поддержка той или иной партии президентом – это признак авторитаризма. – А предвыборные гонения на журналистов – это нормальное явление? Каково ваше мнение о роли прессы в политической борьбе? Должно ли государство какими-либо средствами ограничивать деятельность прессы как инструмента влияния разных политических групп?
Конечно, свободная пресса тоже должна знать свои границы, своего рода самоконтроль, и тут государственные органы на первых порах должны ей помогать и охранять ее свободу. Но это долгий процесс, так сразу все не бывает. Это миф, что на Западе все сразу получилось. – Перед выборами в России разыгрывается карта «раскулачивания олигархов». В некоторых своих работах вы рассуждаете о социальной ответственности в экономике. Чисто гипотетический вопрос: можно ли проводить национализацию или деприватизацию под лозунгом помощи бедным слоям общества? – Тут, конечно, надо брать в расчет то, как прошла приватизация, и то, к чему это привело. Посмотрите на социальную картину российского общества – такой разрыв между богатыми и бедными крайне опасен. Это может спровоцировать своего рода социальную революцию. Ведь если посмотреть, как супербогатые люди получили капитал, то станет понятным, что они не годами и десятилетиями его зарабатывали, а оказались просто в нужном месте в нужное время. В результате и сформировалась определенная группа людей, они состоятельны, и демократия – для них оптимальный режим. А когда другая (и большая!) часть населения бедна, в стране, естественно, возникает тенденция к авторитаризму и национализации. Если не сбалансировать общество, то разрыв между бедными и богатыми может привести к печальным последствиям. Однако методы регулирования не должны быть авторитарными. Может быть полезен, например, опыт Франции, где после войны государство входило в управление частных компаний. Конечно, можно возразить, что Шарль де Голль не особо демократичен был, но ведь при нем был и парламент, и все демократические институты. Мне кажется, что опыт Франции очень похож на российский. – Другими словами, вы считаете, что разбирательства властей с такими компаниями, как ЮКОС, – это авторитарные меры, но они необходимы? – Мне сложно судить об истинных причинах произошедшего с ЮКОСом. По-моему, атака на ЮКОС – это просто ущемление свободы, а не попытка снять социальную напряженность. Но кто в этом виноват, Путин или Генпрокуратура, я не знаю. Но факт остается фактом. Произошедшее не лучшим образом скажется и на экономике России, и на обществе. – А может ли Запад через президента Путина существенно влиять на политическую ситуацию в России? К примеру, в ситуации с тем же ЮКОСом Запад долго возмущался, но в итоге все впустую. – Я думаю, никакой западный политик не оказывает влияния на внутреннюю политику России. В последнем случае с Ходорковским вообще интересно получилось. Путин называет дело ЮКОСа экономическим вопросом, а на Западе не все так считают. Но если провести аналогию с Германией, где не так давно тоже под суд попал топ-менеджер, то получится внешне такая же ситуация. Внутри страны все говорят об экономике, а вне Германии все кричат о политической подоплеке преследования. А где она?
Поэтому мне и кажется, что внутренняя политика – это для общения глав государств тема табу. – И даже для «друга Герхарда»? – Даже несмотря на хорошие отношения с Путиным, такой политик, как Герхард Шредер, никакого влияния на внутреннюю политику России не оказывает. Наверное, это и сохраняет между ними хорошие отношения. Интервью взял Борис Сапожников |
|
