Автор: Зеркин Д.П. | Год издания: 1993 | Издатель: Ростов н/Д: Феникс | Количество страниц: 544
Альтернатива авторитаризма и демократии в России
Широкомасштабное становление демократии в России началось не три-четыре года тому назад, а в Октябре 1917 года. Как бы ни пытались сегодня многие теоретики и политики представить Октябрьскую революцию «большевистским переворотом», деянием небольшой группы заговорщиков, историю не повернуть вспять и не приспособить к нынешней политической конъюнктуре. Октябрьская революция была Великой народной революцией. Такой ее признали и оценили выдающиеся борцы за свободу своих народов XX в. Ограничимся лишь одним из высказываний индийского лидера Д. Неру. «Год, в который ты родилась, 1917 год, — писал Д. Неру из тюрьмы английских колонизаторов своей дочери Кндире, — был одним из самых замечательных в истории, когда великий вождь с сердцем, преисполненным любви и сочувствия к страдающим беднякам, побудил свой народ вписать в историю благородные страницы, которые никогда не будут забыты»2.
Революция создала противоречивую политическую систему: в своей основе самую демократическую (такой основой является первичный коллектив), вместе с тем именно на этой основе вырастает антидемократическая власть в масштабе целого, страны3. Отсюда начались все ее катаклизмы. На разных этапах драматического развития страны демократическая тенденция то оживлялась, то ограничивалась, превращаясь в едва заметную, образно говоря, ниточную пульсацию в виде политической активности части граждан, чаще всего мобилизованной. Одновременно те же социальные основы питали тенденцию утверждения и закрепления, развития и углубления авторитаризма, диктатуры, строящейся на превращенном народовластии.
Социалистический проект предполагал осуществление модели общественно-политической власти. Один ее аспект представлен был бы публичной государственной властью; другой — деятельностью общественно-политических организаций. Зто общественная власть. Общая воля здесь реализуется непосредственно через самодеятельность народа и опирается не на государственные механизмы, а на силу общественной организации и общественного авторитета, на влияние моральных норм и в целом духовной культуры. Обе стороны политической власти заданы отношениями коллективности, установившимися в качестве доминирующих в результате революции. Государственные институты не могут функционировать, не опираясь на общественные, а деятельность последних, в свою очередь, должна быть направлена на решение общих задач политики. Самоуправленческие начала предполагались как ядро общественных организаций и одновременно в качестве одного из существенных элементов Советов, рассматривавшихся основой нового государства. Ведущей политической силой и гарантом общественно-политического характера советской власти должна была стать коммунистическая партия — коллективный лидер народа и выразитель его общих интересов. Такая партия, не будучи ни орудием, ни институтом государственной власти, не вправе стоять над нею как некая командная сила. В сущности своей представляя и воплощая коллективный интеллект, единую политическую волю народа, партия мыслилась как орган по разработке политики государства и организатор осуществления последней.
Таков теоретический образ социалистического народовластия, его внутреннего противоречия. А что же получилось на практике? Реальность оказалась существенно отличной от теоретических наметок марксистов-ленинцев. Народовластие, провозглашенное революцией, сформировалось в виде двуликого Януса: как формы демократической самодеятельности масс и такой структуры власти, которая опирается как бы на эту самодеятельность (прежде всего внизу, в первичных ячейках) и одновременно предполагает всесильного вождя, диктатуру партийно-государственной олигархии. А. Зиновьев феномен Сталина связывает именно с народовластием, причем неограниченным, порожденным коммунистическими отношениями.
В реальности государственный социализм принес с собой демократические по своей природе органы власти — Советы. Деятельность последних по форме строилась при широком участии масс в управлении местными делами. Очень многие должности в Советах были выборные, включая, конечно, депутатов. Элемент видимости выборов, безусловно, присутствовал, поскольку избирателям предлагалась, как правило, одна кандидатура, рекомендованная партийным аппаратом. Тем не менее отбиралась она из многих и тщательно с учетом в первую очередь политико-идеологических качеств. Разумеется, выборы без выбора кандидатов самими избирателями с точки зрения идеала демократии были ущербными. Однако российские граждане на собственном опыте последних лет смогли убедиться в минимальной демократичности и таких выборов, когда решающими факторами их результатов является господин случай, теленасилие и подкуп избирателей то ли правительственными посулами, то ли открытыми взятками.
А. Зиновьев правильно отмечает, что в жизни советских людей, их трудовых коллективов важную роль играли такие демократические формы общественного управления, как разного рода собрания, совещания, пленумы, съезды, конференции и т. д., призванные по идее обсуждать и решать важные вопросы управления и власти. Многие считают подобные «сборища» чистой фикцией, будто все дела решают отдельные лица, а остальные только голосуют. «Но не всегда бывает так. На самом деле бывают деловые обсуждения, споры и конфликты. Но если бы даже ограничивалось чисто формальным принятием решения, это не было бы излишней фикцией. Сам факт формального одобрения некоего предложения, сам факт принятия решения данным сборищем играет роль весьма существенную: он придает законную силу намерениям отдельных лиц или групп лиц провести какое-то мероприятие1. «Короче говоря, — заключает автор, — собрания в первичных коммунах суть важный орган жизни». «Собрания в коммунистическом обществе суть высшая форма демократии для индивидов, находящихся на низшей ступени социальной иерархии»5. Другое дело, что сила этой демократии не простиралась за рамки мелких дел и интересов «членов коммун». Является «грубой ошибкой» представлять население коммунистической страны исключительно в виде абсолютно покорных пешек, не имеющих никакого влияния на ход жизни общества. На уровне первичных коллективов население страны проявляло известную активность, а в лице своих партийных представителей оно принимало участие в обсуждении дел в учреждении, осуществляло контроль за многими аспектами его деятельности6. Глобальное огосударствление же общества послужило основой превращения и Советов, и партийных, профсоюзных, и всех других общественных организаций по сути дела в структуры и орудия бюрократического централизованного государственного механизма, в элементы публичной власти. Общественно-политический характер власти на уровне первичных коллективов исчезал при переходе к вышестоящим уровням политической системы. Относительная самостоятельность государственно-политической власти гипертрофировалась. Естественное взаимодействие имманентных демократическому строю противоположностей публичной и общественной властей, единства и разделения власти, ее централизации и децентрализации, единоначалия и коллегиальности и др. оказалось нарушенным; абсолютизировалась роль партийно-государственной публичной власти. По сути партийная власть была модифицирована в разновидность публичной административно-бюрократической власти, на самом высшем уровне которой размещалась высшая партийная олигархия.
Внутренняя конфликтность политической системы госсоциализма, двуликость ее основных структур и институтов порождали нестабильность системы. Отсюда объективная потребность ее реформирования в направлении реализации принципов коллективности или отступления от них и перехода к индивидуалистической (конкурентной) демократии. Поиск новых путей развития начался во второй половине 50-х гг. после известного XX съезда КПСС. На той стадии экономического и социального развития, которая была достигнута к концу 50-х и началу 60-х гг., были реально возможны два альтернативных варианта преобразований. Первый — либерализация советской системы в рамках госсоциализма, обновление ее в соответствии с требованиями времени. Второе — слом советской системы госсоциализма и его политических структур, создание новой системы по типу западных либерально-демократических моделей. Возможность первого варианта вытекала из потенциала провозглашенных в Конституции страны демократических принципов народовластия и приверженности большинства населения советской системе, что проявилось в победе советского народа в Великой Отечественной войне и успешно осуществленной программе восстановления народного хозяйства после войны. Альтернативная возможность также имела свои объективные источники и субъективные причины. Это явное отставание страны в своем экономическом, техническом и политическом развитии от передовых стран Запада и США; несоответствие системы управления экономикой потребностям происходящей научно-технической революции; это подспудно растущая внутри страны оппозиция авторитарному партийно-государственному режиму, разоблачение сталинских преступлений. Постоянно возрастала негативная для системы роль развернувшейся холодной войны Запада против СССР и политика изоляции страны от мирового сообщества, проводившаяся тогдашними правящими кругами. Нереалистично отвергать разрушительное воздействие антикоммунистических сил Запада на СССР, равно как и объяснять только им совершившийся развал великого государства. Конечно же, первопричина заключалась внутри самой советской системы, в неспособности ее правящей элиты (а не народа) осуществить необходимое реформирование, диктовавшееся вновь возникшими общественными потребностями и противоречиями между обществом и режимом. Трагедия, постигшая советское государство, вновь подтвердила ту историческую закономерность, что политика, все ее составные элементы (государственный строй и др.) есть субъективный фактор общественно-исторических систем, который изменяется в любом направлении деятельностью активных общественных сил, их объединенной волей, хотя и, разумеется, не вопреки, а в русле сложившихся объективных на данном этапе условий.
После XX съезда правящей в стране партии просматривалась попытка властвующих сил реализовать возможность либерализации и реформирования советской системы. Как известно, тогда развернулась общественная критика самых одиозных проявлений сталинизма, было покончено с массовыми политическими репрессиями, началась реабилитация ранее незаконно репрессированных граждан. Важным политическим шагом тогдашнего партийного руководства был отказ от доктрины диктатуры пролетариата и провозглашение тезиса об общенародном характере советского государства.
В период «демократической оттепели» сформировалось идейное течение в обществе, получившее позже название «шестидесятники». В нем были представлены поэты, художники, писатели, философы, историки, партийные активисты, ощущавшие и раньше всех осознавшие назревшую потребность изменений в советском обществе, необходимость ее демократических преобразований. В лоне этого течения возникли многие идеи, ставшие впоследствии достоянием широкой общественности, сложились многие инициативы будущих перестроечных процессов. Бесспорно, период конца 50-х и начала 60-х гг. был периодом подъема общественно-политической активности.
Независимо от цели правящей элиты, которую она преследовала, инициируя принятие Конституции 1977 г., последняя закрепляла осуществленную за послесталинский период институционализацию общественной жизни. О ее роли в политическом развитии советского общества пишет французский историк Н. Верт в своем труде «История советского государства. 1900-1991». Конституция формально узаконивала КПСС как ядро политической системы советского общества. В то же время она утверждала принцип «коммунистического самоуправлениям посредством развития «подлинной демократии», что означало признание важности участия общества, прежде всего трудовых коллективов, в обсуждении и решении государственных и общественных дел. Конституция, подчеркивает автор, признавала возрастание роли общественных организаций. Существование таковых, «увеличение числа микроочагов самоуправления» было особенностью социальной жизни так называемого «брежневского периода». В рассматриваемый период, отмечает французский историк, самоуправление развивалось во многих областях советской действительности: местной жизни и городском управлении. В 1980 г. в Советы всех уровней было избрано 2270 тыс. лиц, которые назывались «народными депутатами» — в соответствии с представлением об «общенародном государстве». «Причем если власть местных Советов и была ограниченной, то контроль центральных органов за сотнями новых советов. зачастую был вовсе символическим»7. Центральные власти поощряли рост общественных организаций в культурной жизни, в спорте. В это время была также создана система «народного контроля» граждан за предприятиями и административными органами. Обширная сеть комитетов народного контроля включала около 250 тыс. организаций. В них входили как коммунисты, так и беспартийные. «Какой бы формальной она ни была, — пишет Н. Верт, — эта структура управления стимулировала добровольное участие в жизни общества, все больше привлекая людей, получивших образование». Институцио-нализация общественной жизни «несомненно, находилась в прямой связи с неожиданным всплеском спонтанной общественной активности, характерной для данного периода»8.
Сказанное, однако, не свидетельствовало об осознании правящей верхушкой необходимости осуществления глубоких преобразований политической системы. Консервативная тенденция была превалирующей. Политический консерватизм был опорой авторитарного режима. Не созрело и общественное сознание для понимания качественных преобразований в государстве, партии и в целом в стране. Поэтому продолжалось спонтанное нарастание кризисных явлений.
Альтернатива демократии и авторитаризма проходит красной линией через все происшедшие изменения за послеавгустовские (1991) годы. Она — стержень новой Конституции: здесь провозглашаемые широкие демократические права человека сочетаются с закрепленым Законом крайне ограниченными властными функциями представительных органов и по сути единовластием Президента России. Многие партии и движения оправдывают авторитарный характер президентской власти спецификой переходного периода. Для России, по их мнению, в настоящий период такой режим необходим: страна с ее огромными просторами и многочисленными национальными общностями иначе управляема быть не может.
Есть ли действительно объективные причины для установления в стране сегодня президентского авторитаризма при наличии ориентации на демократию? Таковые, конечно, имеются. В числе главных из них — необыкновенно сложный объем задач, за решение которых взялись пришедшие к власти силы. Слом прежней политической системы в России непосредственно связан с разрушением существовавшей социальной и экономической систем. В нашей стране политическая власть срослась с социальной, экономической, а также с идеологической. Стало быть, в отличие от Испании и многих других стран, переживших или переживающих период перехода от авторитаризма к демократии, в России слом существовавшей политической системы — лишь составная часть социального, экономического и идеологического переворотов.
Возникает вопрос, возможно ли в принципе решение столь грандиозной задачи демократическим эволюционным путем? Исторический опыт многих стран мира показывает, что возможен. Но лишь при условии согласия большинства социально значимых слоев народа с политикой находящихся у власти сил. Важнейший критерий демократического государства — народная поддержка политики правящих сил, государственных институтов, полученная большинством на выборах и проявляющаяся в иных массовых политических акциях. Постоянное сохранение такой поддержки — основа основ демократии.
Преграды на пути становления российской демократии связаны с низким уровнем политической культуры широких масс, в частности, с отсутствием у большинства населения реакции отторжения авторитаризма, осознанной необходимости и потребности постоянно защищать свои права и свободы и не допускать попрания конституционных основ государства.
Авторитарное сознание имеет исторические корни, традиция авторитаризма укоренена в российском менталитете, как, впрочем, и традиция бытовой демократии. Авторитаризм всегда был доминирующим фактором в политической жизни России. Отсюда и политические приоритеты многих российских теоретиков. Так, известные русские философы и политологи И. Ильин и Н. Бердяев буквально восставали против демократии в России. Демократический строй нисколько не обеспечивает народ от тоталитарного режима, писали они. Ранее отмечалось, что Н. Бердяев называл народовластие человековлас-тием, диктатурой большинства. И. Ильин в 50-х гг. высмеивал тех из своих коллег (из эмиграции), кто выдвигал лозунг: «Демократия — немедленно и во что бы то ни стало». И. Ильин противопоставлял ему иной «исход» — «либеральная диктатура». Только такая диктатура и спасет Россию9. Лозунг «Демократия — немедленно и во что бы то ни стало» один раз уже привел в России к тоталитарной диктатуре, утверждал ученый.
Антидемократическая установка общественного сознания поддерживается сегодня религиозными деятелями. В одном из своих выступлений митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн утверждал: «Все идеи демократии замешаны на лжи». «Перестройка» для того и была задумана, чтобы заменить исчерпавшую свои разрушительные силы интернационально-коммунистическую доктрину на новую — интернационально-демократическую, « которая довершит разрушение исторической России. ». Всеобщее избирательное право как политическая основа демократии является аморальным и разрушительным, ибо развивает политический цинизм до невероятных размеров, делает народ объектом бесчестных манипуляций10.
Другой религиозный деятель доктор богословия Боголюбов пишет: «Либо Россия сделается православной монархией, либо я не знаю, чем все это кончится»11. Надо сказать, что монархическая идея как перспектива для России все чаще проталкивается в прессе. Ее пропагандистами выступают не только деятели церкви, а и некоторые писатели, философы, известные деятели культуры.
Для победы демократии, конечно же, нужны демократические традиции, культура диалога, компромисса, партнерства, умение и стремление властей создавать и поддерживать в обществе атмосферу уважения прав и интересов меньшинства. Словом, нужно воспитание демократического сознания, что не делается за короткое время, да еще авторитарными методами.
Внушает опасение за судьбы демократии в России стремление правящих кругов перенести в нашу страну модель западноевропейской либерально-консервативной демократии, включая ее формально-количественные критерии, ставя во главу угла голосовую арифметику. В ряде стран Запада такое понимание демократии вошло в общественное сознание и не вызывает политических конфликтов. Например, в США считается обычным явлением избрание Президента меньшинством реальных избирателей. На избирательные участки здесь не приходит от 40 до 50% избирателей. Думается, что для России такое положение не будет считаться нормальным и способствовать стабилизации политической системы.
Демократия в России может быть только российской, а не американской, французской или еще в какой-либо иностранной упаковке. В этой связи уместно привести высказывание известного академика, демократа по своим убеждениям, Моисеева. Конечно же, надо искать возможности для сближения со странами Запада, развивать торговлю, перенимать опыт, ценить их культуру и т. д. «Но упаси бог слепо следовать западной традиции; весь западный опыт необходимо пропустить через фильтр критицизма, думать о собственной культуре, развивать внутренний рынок, жить российскими интересами, научиться ценить самобытность России, как это умели Гоголь, Чехов, Толстой!1»12-.
«Россия всегда стояла на грани Востока и Запада и выстояла: нам и теперь следует идти своим оригинальным путем, ни от кого не завися и никому не подражая». Данная самооценка, разделявшаяся в 1989 г. лишь четвертью населения, ныне исповедуется уже двумя третями граждан13.
