Тоталитаризм и авторитаризм как недемократические режимы

0
422

Сегодня у нас, в России, широко используются понятия “авторитаризм” и “тоталитаризм”, позаимствованные из западной политологии как для объяснения определенных периодов нашей отечественной истории, так и для объяснения развития других стран. Поскольку никакого предварительного обсуждения сути авторитаризма и [c.328]тоталитаризма, а так же применимости или неприменимости этих категорий к тем или иным этапам отечественной истории фактически не было, то, естественно, что применяются эти категории нашими авторами путем переложения мыслей западных авторов, т.е. перенося их оценки на нашу почву, а в худшем случае применяя их, как говорится, ни к селу, ни к городу.

Тем, кто профессионально занимается проблемами тоталитаризма и авторитаризма, известно, что западную политологию по этим вопросам давно захлестывают волны статей, брошюр и книг, от самого низкопробного сорта (чего хватает и у нас!) до произведений “классиков”. Стоит напомнить, что после введения понятия тоталитаризм в 20-х годах итальянскими либералами Джованни Амендолой и Пиеро Габетти в качестве классических здесь рассматриваются книги Фридриха Хайека. “Дорога к рабству” (1944) Ханны Арендт. Происхождение тоталитаризма (1951), где многопланово раскрывается суть этого понятия, а само оно применяется не только к фашизму, но и к сталинизму; а также работа К.Фридриха и З.Бжезинского “Тоталитарная диктатура и автократия” (1956), где раскрываются сущностные черты тоталитаризма (чуть раньше К.Фридрих в одной из своих работ выделил пять основных черт тоталитаризма, широко признаваемых и сегодня) и, наконец, лекции Раймона Арона, прочитанные в Сорбонне в 1957-1958 годах.

Существует и обширная литература об авторитаризмеи авторитарных режимах (скажем, о режиме Шарля де Голля (1890-1970) во Франции 50-60-х годов. Как известно, стремясь вывести Францию из состояния постоянной правительственной чехарды, де Голль пошел на глубокое изменение политического режима: по его инициативе в 1958 году была подготовлена новая Конституция, существенно расширившая права президента, его личную власть.

Что же собой представляет авторитаризм и тоталитаризм как политические режимы? В чем их сходство и в чем различие?

Авторитаризм(от латинского слова auctoritas – влияние, власть) – это недемократический политический режим, выступающий как такая установленная или навязанная форма политической власти, которая сконцентрирована в [c.329]руках одного человека или в одном органе власти, в результате чего снижается роль других органов или ветвей власти и, прежде всего, умаляется роль представительных институтов. Авторитаризм при своем последовательном осуществлении в качестве власти одного лица, одной личности может превратиться в автократию (от греческого слова autocrateia – самодержавие, самовластье), т.е. в форму правления с неограниченным бесконтрольным полновластьем одного лица. Именно так управлялись деспотии Древнего Востока, империи – Рим, Византия, абсолютные монархии средневековья и Нового времени.

Можно утверждать, что наиболее существенными чертами авторитаризма как политического режима являются три черты: во-первых, концентрация власти в руках одного лица или одной – чаще всего исполнительной – ветви власти и ее институтов; во-вторых, существенное сужение роли представительной ветви власти и ее органов; в-третьих, сведение к минимуму оппозиции и автономии различных политических систем (ассоциаций, партий, союзов, учреждений), резкое свертывание демократических политических процедур (политических дебатов, массовых митингов и демонстраций, ограничения печати и т.п.). Наглядным примером подобного развития может служить развитие России при разгоне Верховного Совета РФ в 1993 году и после этого.

Тоталитаризм– (от латинского слова totaliter – целиком, во всем объеме) – это недемократический политический режим, характеризующийся всеобщим – тотальным – контролем власть имущих над всеми сторонами общественной жизни: экономикой, политикой и культурой, над всеми сторонами человеческой жизнедеятельности – как в общественной, так и в личной жизни.

Для многих людей, не искушенных политологическими тонкостями, но уже достаточно “затурканными” модными словечками и оборотами, тоталитаризм представляется подлинным исчадием ада или чудовищным модерным Левиафаном, не позволяющим гражданам не то что жить, но просто свободно дышать. Они убеждены, что при тоталитаризме и вожди-правители и люди-граждане не от мира сего. Им уже успели внушить, что тоталитарный вождь это – откровенный диктатор, настоящий вампир, ежедневно накачивающий себя человеческой кровью, [c.330]злодеяния которого не могли распознать только холуи и круглые идиоты. Другое дело, дескать, авторитарный, цивилизованный диктатор, вроде де Голля, представляющий авторитарную власть “железной руки”: он все видит, все понимает, его главная забота – общественный порядок и решение назревших задач, это – действительный радетель за благо народа, за процветание страны.

Начитавшись подобных ужасов о тоталитаризме и наслышавшись умильных рассуждений о нужной нам “железной руке”, обыватели считают тоталитаризм и авторитаризм чуть ли не антиподами, не ведая того, что дело обстоит совсем не так. В чем сходство и в чем различие тоталитаризма и авторитаризма?

Надо сразу же подчеркнуть главное: и тот и другой политические режимы антинародные, недемократические, хотя и стараются каждый по-своему завоевать себе место под солнцем. Талантливый молодой философ Р.Х.Кочесоков, глубоко проанализировав суть авторитаризма и тоталитаризма, предлагает следующую их сравнительную характеристику: “Авторитаризм большинством (или значительной частью) населения воспринимается как нелегитимный режим, в то время как легитимность тоталитаризма большинством не оспаривается. Авторитаризм устанавливается вопреки мнению большинства, или, по крайней мере, без его поддержки и согласия; тоталитаризм же устанавливается при самом активном участии масс. Именно вследствие массовой поддержки тоталитаризм в научной литературе иногда называют “диктатурой массовых движений”. Вспомните приход к власти Муссолини и Гитлера, какая была поддержка! “При авторитаризме государство и гражданское общество разделены, государство не очень интенсивно вмешивается в жизнь гражданского общества, хотя и держит его под жестким контролем; гражданское общество в определенной степени остается автономным, хотя и не способно оказывать серьезное воздействие на государство. При тоталитаризме начавшееся формироваться гражданское общество целенаправленно этатизируется” (3).

Другими словами, при авторитаризме, т.е. при власти “железной руки” между политическим лидером и народными массами существует непреодолимая дистанция; этот лидер отнюдь не всегда пытается “заигрывать” с народом, а, наоборот, часто всячески подчеркивает свое [c.331]превосходство. Народ, его значительная часть, отвечая взаимностью, рассматривает лидера как узурпатора и совсем не стремится к близости с ним. Тоталитарный же вождь и народ образуют неразрывную органическую целостность. При этом вождь постоянно подчеркивает свою близость, свое единство с народом, воспринимает себя как его часть. Да и народ воспринимает его как своего. Что особенно важно, враг авторитарного вождя воспринимается только как его враг, а враг тоталитарного вождя воспринимается как враг народа. Культ тоталитарного вождя представляет собой культ власти самого народа.

Не менее важны различия и в политическом поведении граждан. Если при авторитаризме власть имущие предоставляют человеку определенные возможности самореализации в гражданском обществе и препятствуют активной самостоятельной политической деятельности граждан, вследствие чего для авторитаризма характерен политический абсентизм, то при тоталитаризме и как раз из-за предельной политизации и идеологизации всей жизнедеятельности людей, они никак не могут оставаться в стороне от политической жизни, да и сам политический режим постоянно старается держать людей в состоянии политической напряженности и даже экзальтации. Политический абсентизм не только не приветствуется, как при авторитаризме, но и рассматривается как серьезное зло.

Весьма показательно и то, что тоталитарный вождь – как правило, любимец толпы, массы: достаточно напомнить восторженное отношение миллионов итальянцев к своему дуче – Бенито Муссолини, или кликушеское поклонение Гитлеру вовсе не экзальтированных, а степенных немцев, не говоря уже о всем известном чудовищном культе, обожествлении нашего незабвенного Иосифа Виссарионовича, которого восторженными криками, причем не по принуждению, а добровольно, встречали не только партийные боссы, но и обезумевшие от страха и преклонения простые граждане Страны Советов.

Одной из ключевых проблем, встающих при изучении недемократических режимов, особенно перед теми, кто стремится понять суть тоталитаризма – выяснение корней или причин возникновения тоталитарных порядков в самых, казалось бы, неодинаковых условиях: в Италии 20-х годов, в Германии 30-х годов и в Советской России [c.332]послеоктябрьского сталинского периода. При всех попытках западной политологии ответить на этот вопрос, при определенных интересных догадках и высказываемых разными авторами ценных мыслях, он все же оказался не решенным, что, на мой взгляд, значительно ослабляет всю западную критику тоталитаризма.

Чаще всего ссылаются на основополагающую в этом отношении книгу Ханны Арендт “Происхождение тоталитаризма” (1951). Сама Ханна Арендт родилась в немецко-еврейской семье. После прихода Гитлера к власти она уезжает в Прагу, а затем в Париж, а после оккупации Парижа переезжает в США, где в 1938 году отказывается от германского гражданства, но паспорт США получила лишь через 30 лет. Судя по заглавию книги мы вправе искать в ней ответа на поставленный вопрос, однако в книге много внимания уделено еврейскому вопросу и антисемитизму, что не вскрывает главных причин возникновения тоталитаризма. Мне представляется, что гораздо раньше и в каком-то смысле более основательно об истоках тоталитаризма писал Фридрих Хайек. В своей весьма глубокой работе “Дорога к рабству”, написанной еще в 1944 году и не так давно изданной на русском языке, он дал свою, во многом внешне весьма убедительную трактовку происхождения тоталитаризма.

Следует напомнить, что сам Ф. Хайек в юности увлекался социалистическими идеями, но после прихода фашизма к власти эмигрировал из Австрии и жил в Англии и США. Уже во время войны он предупреждал весь “демократический Запад”, считая, что он, сам того не ведая, вступил на дорогу к рабству. Почему? Согласно его мнению, об этом свидетельствует повальное увлечение государственным регулированием военной экономикой, дававшим хорошие результаты. Ф. Хайек был убежден, что, если такая практика будет продолжаться и после войны, усиливая плановое регулирование экономикой, то это неизбежно обернется ростом социалистических идей как первым шагом к тоталитаризму. Вопреки тем, кто изображал фашизм как реакцию на распространение социализма (а разве и сегодня мало таких?) Ф.Хайек уже в 1944 году писал: “Мы до сих пор не хотим видеть, что расцвет фашизма и нацизма был не реакцией на [c.333]социалистические тенденции предшествующего периода, а неизбежным продолжением в развитии этих тенденций” (4).

Спрашивается: каких тенденций? Согласно весьма убедительно изложенному мнению Ф. Хайека, зародыш тоталитаризма коренится уже в любой форме коллективизма, в любой попытке подчинить индивида, его индивидуальные устремления чему-либо общему (totalis). Если бы Ф. Хайек был прав в этом своем, в сущности этимологическом объяснении происхождения тоталитаризма, то дело человечества в борьбе с тоталитаризмом было бы безнадежно.

Поначалу кажется, будто Хайек прав: ведь государственный контроль над всеми сторонами общественной жизни, подчинение этому контролю всего и вся: экономики, политики, культуры и идеологии, семейной и личной жизни – и составляет суть тоталитаризма. И гнев либерала Ф.Хайека не трудно понять: для него, выступающего за полную, ничем не стесненную свободу личности, любое ограничение свободы, любое подчинение индивида коллективу, общему непереносимо, а потому он (Хайек) готов поставить на одну доску не только фашизм и социализм, но даже и кейнсианство (за его вмешательство в экономическую жизнь). Но здесь-то и обнаруживается ущербность его позиции, его попыток таким путем обосновать происхождение тоталитаризма. Становится ясно, что Ф. Хайек не видит разницы между возможностью и действительностью тоталитаризма: между его опасностью, связанной со многими естественными сторонами общественной жизни (в том числе и государственным регулированием и коллективизмом, подчиняющим индивида общему, совместному), но не порождающим все же тоталитаризма, и его действительностью, когда его абстрактная возможность по мере накопления опасных предпосылок, черт сначала превращается в реальную возможность, а затем – только при определенных обстоятельствах – в действительный тоталитаризм. Ничего подобного такому анализу реальных причин утверждения тоталитаризма у Ф.Хайека нет. Его же стремление вывести тоталитаризм непосредственно из государственного вмешательства в экономику, из коллективизма – свидетельство непонимания того, что и государство и право, да и само общество в своем повседневном [c.334]функционировании “коллективистичны”, подчиняют индивида “общему”, вовсе не порождая этим тоталитаризма.

Как же преодолеть этот камень преткновения западной политологии в анализе причин утверждения тоталитаризма? Нет надобности доказывать, насколько важен этот вопрос: ведь в ответе на него содержится также возможность объяснить и суть тоталитаризма и его общие черты, повторяющиеся в разных странах.

Не претендуя на бесспорность своих суждений, можно утверждать, что у Италии 20-х годов, Германии 30-х годов и в СССР сталинских времен было нечто общее и весьма существенное, что и создало условия для утверждения здесь тоталитаризма. Дело в том, что тоталитаризм становится возможным и действительным в тех условиях и в тех странах, которые в ходе своего развития по тем или иным причинам (часто весьма не одинаковым) объективно оказываются перед исключительными, экстремальными задачами (типа: или – или?), для решения которых необходима чрезвычайная мобилизация энергии и усилий всего населения. И население, понимая ситуацию, идет на это за “спасителями” нации, вождями народа.

Именно так было, хотя и всякий раз по-своему, во всех названных странах. Вспомним Италию начала 20-х годов, в каком тяжелом экономическом и социально-политическом положении оказалась страна, каким безвыходным представлялось ее положение: только чудо может помочь ей вылезти из ямы. И чудо явилось, хотя и в обличьи итальянских фашистов, чернорубашечников. А разве не нечто весьма похожее было в Германии, потерпевшей поражение в войне, провалившейся в экономический и политический кризисы, оказавшиеся совершенно непреодолимыми для традиционных общественно-политических сил? А разве Советский Союз, когда обнаружилась неспособность властей разумно использовать нэповскую политику в новых условиях – конца 20-х – начала 30-х годов – не представлялась страной, вползающей в безвыходное состояние, что хорошо показано И. Клямкиным в статье “Какая улица ведет к храму?”.

Как раз с этим связаны и некоторые общие – основополагающие – черты тоталитаризма и, прежде всего, распространение в таких странах не просто общей, а мессианской моноидеологии– социальной или [c.335]национальной, утверждение авторитета ее отстаивающей единственной партиии появление харизматических личностей– отцов нации или спасителей народа, его “великих вождей”. Если в Италии и Германии такой мессианской моноидеологией была национал-шовинистическая идеология, то в СССР ею был мессианский большевизм, обещавший трудящимся саму Россию сделать мессией, несущей светлое знамя свободы и счастья всем трудящимся мира. Подобная мессианская моноидеология была призвана в каждом случае воодушевить массы, собрать их под свои знамена, сделать их “героическими союзниками” власть имущих, тоталитарной власти. И, во-вторых, именно с этим, с пониманием массами чрезвычайной ситуации, в которой оказалась страна (отсюда важность политизации масс, их политической активности, а не пассивности), связана также готовность населения к определенным жертвам во имя решения “возвышенных героических задач”, чем широко пользуются в своих интересах творцы тоталитарных порядков.

Без понимания этого, без учета этих общих глубинных причин, лежащих в основе определенной логики развития, ведущего к утверждению тоталитарных порядков, нельзя понять ни сущности тоталитаризма, ни причин его утверждения в весьма различающихся (по другим параметрам) обстоятельствах, ни объяснить его разноплановых и весьма прочных связей с массами. Отмеченные черты: общая мессианская моноидеология (1), единственная партия и ее обожествляемый вождь (2) представляют собой исходные необходимые черты формирующегося тоталитаризма. С приходом к власти тоталитарных сил становятся явью и все остальные черты: создается государственная машина принуждения – чудовищный аппарат террора (3), а вместе с ним и преследование инакомыслия, монополия на информацию(4), создается централизованно управляемая мобилизационная экономика(5).

Как рассмотренные причины возникновения тоталитаризма, так и присущие ему характерные черты свидетельствуют об органической связи и этого политического режима с определенными условиями и целями его существования, объясняют большую цепкость, живучесть его определенных черт.[c.336]

Завершая характеристику политического режима и его основных для XX века разновидностей, отметим, что в самой действительности существует огромное разнообразие политических устройств, сочетающих в себе достаточно разнородные черты политических режимов вчерашнего и сегодняшнего дня, выражающих непрерывно меняющуюся расстановку общественных сил и их попыток перестроить политическую и социальную жизнь на свой лад.

Встает вопрос: что есть в России и что ждет ее граждан в ближайшем будущем? В наше время по существующей Конституции в России налицо президентская республика с весьма выраженными элементами авторитаризма и даже проявлений президентской опричнины. Как об этом свидетельствуют события последних лет в стране еще не решена проблема перехода от тоталитарных порядков к рынку и демократии.

Давно идущая борьба за политическую власть между властвующими сторонниками капитализации и вестернизации страны и их противниками – приверженцами продуманной экономической реформы, учитывающей менталитет россиян и их собственный выбор пути в будущее, обостряется в последнее время месяц от месяца. Очевидно, что россияне, вкусив прелестей дикой капитализации, зароптали и стали отходить от безоглядной поддержки властей, о чем свидетельствуют результаты выборов и 1993 года и особенно 1995 года. Именно это прозрение народа – постепенное и противоречивое грозящее новыми переломами и переменами – пугает партию власти.

Со страхом оглядываясь по сторонам, видя кипящие страсти крайних политических партий – и все это на фоне не вполне изжитых остатков тоталитаризма и диктаторских поползновений, многие спрашивают: а не возвращаемся ли мы к тоталитаризму?

Есть все основания утверждать, что тоталитаризм нам сейчас не грозит. Хотя мы и сегодня находимся перед исключительными задачами, для решения которых необходима чрезвычайная мобилизация и концентрация усилий всего населения (а ведь это – главное условие движения к тоталитарным порядкам!), все же у нас ныне нет единой идеологии, которая бы сплотила весь народ, нет авторитетной партиис единой программой, готовой повести весь народ к цели, нет харизматического [c.337] вождя, за которым бы пошли массы. Вместе с тем есть опыт – горький и еще не забытый опыт уже господствовавшего у нас тоталитаризма. Все это несколько успокаивает!

Однако есть и другое: сегодня у граждан, у населения нарастает политическая усталость, апатия и огромное желание наведения порядка, стремление скорее выйти из нынешнего бедственного и унизительного положения и связанная с этим готовность опять же к жертвам. Это – опасный симптом! И все же это – скорее условие диктатуры, власти “сильной руки”, но не тоталитаризма. Вместе с тем зреет опасение и того, а не является ли происходящее мостиком к еще невиданной диктатуре, особенно страшной потому, что в ней смешаются, совместятся еще не умершие остатки тоталитаризма (холопская вера в лидера, надежда на “спасителя нации”, готовность к жертвам) с такими чертами авторитаризма, как стремление к порядку любой ценой, привыкание к кровопусканиям, к разгону демократических учреждений (парламента, Конституционного суда, совета Федерации), к запрещению неугодных властям партий и их печатных органов, введение цензуры и т.д. Осознание этих опасностей неизбежно мобилизует всех тех, кто верит в демократию, кто вчера был готов бороться против тоталитаризма, а сегодня готов воспрепятствовать любой диктатуре.

Что же ждет Россию в этой области? Ответ на поставленный вопрос лежит не в каких-то придуманных общественно-политических закономерностях (вроде “ужесточения и усиления власти по мере продвижения от тоталитаризма к демократии”, что должно вылиться в утверждение неограниченного авторитаризма, как считают И.Клямкин, А.Мигранян и другие поборники “железной руки”), которыми власть имущие и их прислужники всегда оправдывали свои антидемократические действия и созданные для этого режимы 1 . Нет, ответ на поставленный вопрос был и остается вариантным, ибо этот ответ зависит от того, какие общественно-политические силы и чьи интересы возобладают в ходе подготовки президентских выборов и чья политика – народа или его притеснителей – будет доминировать в обществе. Если в ходе развертывающейся борьбы утвердится неограниченный авторитаризм, или еще невиданная [c.338]диктатура, опирающаяся на еще не изжитые черты тоталитаризма, то это вовсе не значит, что так и должно быть. Нет, это лишь значит, что на данном этапе у народа и приверженцев демократии не хватило сил воспрепятствовать этому![c.339]